Антон Леонтьев - Дворец, где разбиваются сердца

Офицер, улыбнувшись, ответил:

– Меня зовут Жан-Батист де ля Крус. Рад был помочь вам, синьор Рокасолано! Мы еще увидимся, я ваш новый сосед! Сейчас подоспеют войска, и мы разобьем этих черномазых!

Каролина заметила пристальный взгляд, которым одарил ее офицер. Ему было около тридцати: темные волосы, бледное лицо с классическими чертами и похожие на пылающие угли глаза. Что-то странное и опасное было в его взгляде. Каролина вдруг поняла, что находится перед незнакомцем полуголой.

Вслед за этим он взнуздал жеребца и вылетел во двор. Каролина побежала наверх и вместе с Лулу и Антонией заперлась в бывшей материнской спальне. На улице происходило что-то ужасное. Полыхало пламя, слышались крики и стоны, сопровождаемые выстрелами и глухими ударами.

Осторожно приподняв занавеску, Каролина всматривалась в происходящее во дворе поместья. Всадники – их было не меньше двух десятков – уничтожали бунтовщиков. В восставших стреляли, рубили их саблями. Каролина увидела, как незнакомец, который спас ей жизнь, на коне вторгся в толпу убегающих рабов. Он наносил удары направо и налево, тела убитых и раненых падали на землю. Каролина в ужасе отшатнулась.

– Они этого не заслужили, – сказала она. – Почему с ними так обращаются? Они ведь тоже люди!

– Тоже мне люди, – фыркнула трясущаяся от страха Антония. – Они едва не лишили тебя чести, Каро, они хотели убить папу, отдать его на растерзание толпе, они наверняка желали сжечь наше прекрасное поместье, а ты говоришь о жалости! Никакие они не люди! Они – рабы!

Лулу тихонько плакала в углу. Каролина подошла к сводной сестре и обняла мулатку. Та сквозь слезы прошептала:

– Каролина, а как же моя семья? Мои сестры и братья? Что с ними будет!

Антония, раскудахтавшись, произнесла:

– Ах, милая Лулу, но мы же твоя семья! Забудь об этих черномазых. Тебе же так сказочно повезло, моя дорогая!

Каролина знала, что ее сестра иногда бывает глуха к чужим чувствам. Однако такова Антония! Она вовсе не хотела обидеть Лулу, но девушка зарыдала. Каролина, велев Антонии замолчать, прижала к себе мулатку.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – успокаивала она Лулу, понимая, что на самом деле у этой истории не может быть хорошего конца. – Твои родственники спасутся, я в этом уверена!

Восстание было полностью разгромлено благодаря армейским корпусам, которые в срочном порядке были вызваны из столицы. У рабов практически не было оружия, они не знали военной тактики и стратегии и не могли противостоять регулярным войскам.

Дон Витторио, пережив несколько чрезвычайно неприятных минут, до крайности возгордился своей ролью в подавлении восстания. Ему почему-то виделось, что именно благодаря его выдержке и доблести рабы потерпели поражение. Впрочем, разгром бунтовщиков на плантациях Рокасолано вскоре оброс легендами, которые распространял в первую очередь сам дон Витторио.

Он приосанился, воспрял к жизни. Рабы с его плантаций, которые примкнули к восставшим, были жестоко наказаны. Под его личным надзором мужчины были повешены или расстреляны, женщины понесли телесные наказания – их привязывали к столбам, отсчитывали от пятидесяти до ста ударов плетьми и оставляли так на несколько дней: под зноем, дождем, без воды. Многие умерли. Те, кто выжил, лишились рассудка или превратились в инвалидов.

Среди жертв подавления восстания были и старший брат Лулу, и ее мать. Малышей мулатка нашла около спаленной хижины и привела их в особняк, однако дон Витторио, узнав, что в его доме появились «эти черномазые», рассвирепел и велел выбросить «щенков» прочь. Каролина помогла Лулу обустроить новую хижину для ее младшеньких.

Коста-Бьянка торжественно отпраздновала подавление мятежа, дон Витторио получил орден, чем гордился до чрезвычайности. Таинственный всадник на черном коне, который спас Каролине жизнь, как и обещал, нанес им визит.

Блестящий офицер и французский шевалье, Жан-Батист де ля Крус, унаследовал от своей недавно скончавшейся бездетной тетки поместье неподалеку от дома Рокасолано. Именно передовому отряду под его руководством удалось разбить наголову рабов, и Жан-Батиста признали спасителем штата, а может, и всей страны.

Его наперебой приглашали в гости богатые плантаторы, утверждали, что де ля Крус за свою доблесть получил от президента страны высший орден и огромное денежное вознаграждение. Что из этого соответствовало правде, никто толком не знал, но все признавали, что Жан-Батист хорош собой, молод и очень богат.