Всеволод Иванов - Голубые пески

Кирилл Михеич хлопнул себя по ляжкам и, быстро вращая кистью руки, закричал.

Лошадь дмыхнула ноздрей. Артюшка разнуздал ее и сунул под потник руку - "горячее ли мясо, можно ли снять седло"?

- Да что вы - утопить меня хотите? Сговорились вы, лешак вас истоми! Поп туды тянет, архитектор - туды... разорваться мне на тысячу кусков? Жизнь мне надоела, - идите вы все к чемеру!.. Только подряды попали, время самое лес плавить, Господи...

Крик его походил на жалобу.

Из палисадника, ленивый и желтый, как спелая дыня, выпал голос Фиозы Семеновны:

- Чего там ещо, Михеич?

- Видишь, - орешь, сказал Артюшка, идя под навес. - Скажи - сбрую привезли...

Жена переспросила. Кирилл Михеич крикнул озлобленно и громко:

- Сбрую привезли, язва бы вас драла!..

И еще ленивее, как вода через край, - выплеснула Фиоза Семеновна в комнате.

- Что волнуется, не поймешь. Чисто челдон.

Лица у Артюшки под пушистым малахаем не видно, - блеснули на луну зубы. За плечи спрятались пригоны, пахнущие распаренно-гниющим тесом и свежим сеном. Пимокатная.

Поликарпыч удивлялся, когда не надо. Должно быть, для чужих... Развешивая по скамье вонючие портянки, отодвинул и поздоровался спокойно:

- Приехал? Садись. Баба и то, поди, тоскует. Видал?

- Ись хочу, - сказал Артюшка.

- Добудим. Схожу в кухню.

Артюшка вдруг сказал устало:

- Не надо. Дай хлеба. Постели на земле...

Старик, видимо, довольный отрезал ломоть хлеба. Кирилл Михеич, положив жилистые руки на колени, упорно и хмуро глядел в землю. Артюшка ел хлеб, словно кусая баранину - передними зубами, быстро и почти не жевал.

Съев хлеб, Артюшка вытянулся по скамье, положив под голову малахай. Тибитейка спала на землю. Старик поднял ее одним пальцем и сказал недовольно:

- Зачем таку... Как пластырь. Образ христианский у тебя. Хфеска все-таки на картуз походит.

- Кого еще арестовали? - быстро спросил Артюшка.

Так же, словно зажимая слова меж колен, в землю отвечал Кирилл Михеич:

- Одного протоиерея, говорят. Больше не слышно.

- Разговаривали сегодня?

- С кем?

- С кем. Со всеми.

- Ты откуда знаешь?

Артюшка сердито, как плетью, махнул тибитейкой:

- Когда вы по-настоящему отвечать научитесь? Всей Росее надо семьдесят лет под-ряд в солдатах служить... Тянет, тянет как солодковый корень. Говорили, значит.

- Говорили.

- И ничего?

Кирилл Михеич почему-то вспомнил голубей над церковной крышей - будто большие сизые пшеничные зерна... Громко, словно топая ногой, сплюнул.

- Я так и знал. Я никогда на рогожу не надеюсь. Надо шпагат. Казаков не разооружили?

- А будут?

- Я должен знать? Вы что тут, - яйца парите? У баб титьки нюхаете?..

Старик рассмеялся:

- Ловко он!..

Шевеля длинными и грязно пахнущими пальцами ног, он добавил хвастливо:

- Кабы мое хозяйство, я б навинтил холку.

На дворе по щебню покатилось с металлическим синим звоном. Артюшка подобрал ноги и надвинул тибитейку на лоб.

- Идет кто-то... С вами и камень материться начнет. Огурцы соленые, а не люди.

За дверью по кошме кто-то царапнул. Поликарпыч с кровати шестом пхнул в дверь.

Вошел щурившийся Запус. Подтягивая к груди и без того высоко затянутый ремень, сказал по-молодому звонко и словно нацепляя слова.

- На огонь забежал, думаю, скучно старику. Почитать попробовал, а в голове будто трава растет... Вас - полная компания. Не помешал?

- Гостите, - сказал Кирилл Михеич.

Запус поглядел на него и, убирая смех, - надвигая неслушавшиеся брови на глаза, проговорил торопливо и весело:

- Здравствуйте, хозяин. Я вас не узнал - вы... будто... побрились?

Старик хлопнул себя по животу.

- Ишь... я то же говорю, а он не верит...

Запус, указывая подбородком на Артюшку, спросил:

- Это новый работник? Ваш-то к нам на пароход поступил.

- Новый, - ответил неохотно Кирилл Михеич.

Артюшка пригладил реденькие, по каемочке губ прилипшие усики и сказал:

- Пале!

- Он по-русски понимает?

- Мало-мало, - ответил Артюшка.

- Из аула давно?

- Пчера.

- Степной аул? Богатый? Джатачников много? А сам джатачник?

- Джатачник, - раздвигая брови, ответил Артюшка.

- Чудесно.

Запус, перебирая пальцы рук, часто и бойко мигая, огляделся, потом почему-то сел по-киргизски, поджав ноги на постланную постель Артюшки.

- Я с тобой еще говорить буду много, - сказал он. - А ты, старик, не сказки рассказывал?

- Нет. Не учил, парень.

Запус вытащил портсигар.

- Люблю сказки. У нас на пароходе кочегар Миронов - здорово рассказывает. Этому, старик, не научишься. А карт нету?.. Может в дурака сыграем, а?