Валерия Вербинина: Миллион в воздухе

– Мало того, он произвел обыск в его доме, а также в лавке его жены, – подал голос Папийон. – Пьер говорил мне, что уверен: старик не выдержит и допустит ошибку. Он установил за Малле слежку и не выпускал его из виду, рассчитывая, что предатель приведет его к агенту.

– Но Малле оказался достаточно сообразительным. К тому же он понимал, что означает провал для него и для его семьи. Он успел спрятать скопированные чертежи в церкви Святого Северина, которую посещал когда-то. В детстве он пел в местном хоре, постоянно бывал в церкви, и, думаю, для него в здании не было тайн.

– Священник по моей просьбе провел кое-какие разыскания, – заметил Папийон. – Он говорит, что герцогиня де Монпансье использовала церковь, чтобы тайно видеться там с одним из своих любовников. Не забывайте, что у герцогини были чрезвычайно натянутые отношения с королем, который не жаловал и ее поклонников. Священник уверен, что, когда герцогиня дала деньги на алтарь, она попросила сделать в стене тайник, а потом использовала его, скорее всего, для обмена письмами со своим кавалером.

– Однако Малле нашел тайнику другое применение, – прибавил граф. – Что же было потом?

– Потом, – сказала Амалия, – он написал Генриху записку, где именно следует искать чертежи. Дальше я могу только гадать. Вероятно, Малле хотел передать записку напрямую, но заметил слежку и был вынужден действовать окольным путем.

Тогда он взял дешевое кольцо, спрятал записку в коробочку и попросил жену сходить в ломбард. Квитанцию все равно надо было передать агенту.

– По словам Генриха, они должны были разминуться в книжной лавке, – вмешался Папийон. – Малле вошел бы в лавку, сунул квитанцию в книгу и ушел, уводя полицию за собой. Генрих сидел в кафе напротив и ждал. Когда Малле удалился, он вошел бы в лавку и забрал книгу.

– Что это была за книга? – поинтересовался священник.

– «Три мушкетера» с иллюстрациями Лелуара, – проворчал Папийон. – У этого агента неплохой вкус, надо сказать.

Три новых мушкетера переглянулись и расхохотались.

– Но вся цепь развалилась, – сказала Амалия, – потому что Малле попал под карету.

– В двух шагах от лавки, переходя дорогу, – уточнил Папийон. – Агент, который вел его, сразу же вызвал Моннере. Старика отвезли в больницу. Он был помят от столкновения, у него сломана нога, но, если говорить откровенно, он больше жаловался, чем страдал по-настоящему. Кроме того, сумел привлечь на свою сторону врача, который решил, что имеет место полицейский произвол, и наотрез отказался пускать к нему моего коллегу.

– Тогда Моннере забрал вещи старика и обыскал их, – подхватила Амалия. – Нашел квитанцию, но она не привлекла его внимания. Кроме того, увидел письмо до востребования, адресованное в Ниццу. Письмо предназначалось внуку Стефана, но Моннере не знал этого.

– Малле не слишком складно выражал свои мысли, – добавил Папийон. – И Моннере стал подозревать, что это какой-то хитрый шифр. Вдобавок фамилия человека, который должен был забрать письмо, совпадала с той, которая значилась в одном из фальшивых паспортов агента Оберштейна.

– Поэтому Моннере решил, что он на верном пути. Он был горд своим успехом и не собирался ни с кем его делить. Он купил два билета в десятое купе «Золотой стрелы», чтобы ему никто не мешал, и отбыл в Ниццу, рассчитывая на месте привлечь полицию, арестовать того, кто явится за письмом, и узнать, где чертежи. Но еще до того, как он сел на поезд, его выследил Оберштейн.

И тут агенту несказанно повезло. Он увидел меня, более того, понял, что я еду в одном вагоне с Моннере – до которого на самом деле, конечно, мне не было никакого дела. Оберштейн решил использовать это обстоятельство. Если раньше он колебался по поводу того, как поступить с полицейским, то теперь решил убить его, предварительно разузнав все о чертежах, а вину свалить на меня.

Я ехала в одном купе с Мэй, и она случайно разбила флакон духов. Мы открыли окно и перебрались в вагон-ресторан. В это время Оберштейн залез в купе и похитил оттуда мою перчатку, на которой была метка. Ее редкий цвет в два счета позволял установить, чья она. Это была идеальная улика.

В вагоне-ресторане мы неожиданно стали свидетелями сцены между графом Теодором де Мирамон, его женой Матильдой и рыжей женщиной по имени Жоржетта Бриоль. С виду обыкновенный любовный треугольник, и на Мэй их выяснение отношений произвело крайне тягостное впечатление. Она предположила даже, что у графа имеются веские причины, чтобы убить жену. А потом ночью мы услышали крик графини, однако Матильда заверила меня, что ей просто приснился дурной сон.