Том Клэнси - Реальная угроза

- Следующая остановка - Контрольный пункт "Цепная пила". Скажите, капитан, а кто придумывает такие идиотские названия?

Рамирес негромко рассмеялся.

- Я, конечно. Но не стоит расстраиваться по этому поводу. Моей бывшей жене мой вкус тоже не нравился, поэтому она и ушла от меня к торговцу недвижимостью.

- Да, есть бабы - настоящие стервы.

- Уж моя-то точно относилась к их числу.

Вот и у капитана, подумал Чавез. Господи, ни у кого из нас не осталось дома семьи или хотя бы невесты... Эта мысль почему-то беспокоила, но сейчас главным было миновать контрольный пункт "Гаечный ключ" и меньше чем за два часа добраться до "Цепной пилы".

При следующем переходе нужно было пересечь дорогу - то, что здесь называлось дорогой. Она представляла собой широкую прямую тропу, местами покрытую гравием, которая исчезала в бесконечности в одну и другую стороны. Приблизившись к дороге, Чавез не спешил пересекать ее. Отделение остановилось в пятидесяти метрах от обочины, чтобы идущий впереди разведчик убедился в безопасности перехода. Проверив участок влево и вправо от места перехода, сержант по-испански коротко доложил по радио капитану Рамиресу: "Все в порядке". В ответ Чавез услышал в наушниках двойной щелчок - это капитан дважды нажал на клавишу передачи. Чавез ответил тем же и остался на обочине, ожидая, пока отделение не окажется на противоположной стороне.

Местность здесь оказалась ровной, отчего сержант с недоумением подумал о необходимости подготовки в скалистых безвоздушных горах. Скорее всего из-за того, что лагерь там хорошо укрыт, решил он. Местные леса, или джунгли, были густыми, но все-таки не такими непроходимыми, как в Панаме. Повсюду виднелись следы людских рук - многочисленные вырубки свидетельствовали, что крестьяне очищали здесь поляны для посадок, сжигая срубленные кусты и деревья. Чавез заметил с полдюжины полуразрушенных сараев, где бедняки пытались поселиться со своими семьями, чтобы выращивать бобы или что-то еще, и в результате потерпели неудачу. Свидетельства такой нищеты действовали угнетающе. Жители этих мест носили имена, мало отличающиеся от его собственного, и говорили на языке, очень похожем на тот, которым пользовался в детстве он сам, - разве что без акцента. Не переселись его прадед в Калифорнию, чтобы стать сборщиком овощей, может, и он сам вырос бы в таком месте? И тогда кем бы он стал? А вдруг контрабандистом, перевозящим наркотики, или наемным убийцей для главарей картеля? Думать об этом было неприятно. Гордость не позволяла серьезно рассматривать подобную вероятность, однако мысли о ее правдоподобии все время таились где-то рядом. Здесь царила нищета, а бедняки хватаются за первую предоставившуюся им возможность. Да разве может человек посмотреть в глаза свои детям и объяснить, что не в состоянии накормить их, не совершив что-то, нарушающее закон? Нет, конечно. Разве ребенок понимает что-то, кроме боли в пустом желудке? У бедняков невелик выбор. Чавез попал в армию едва ли не случайно и нашел там уверенность в завтрашнем дне, дружбу, уважение и чувство локтя. Кроме того, перед ним открылись новые перспективы. Но здесь?..

Бедняги. Но ведь и у жителей его barrio жизнь отравлена, разлагающе действует среда. Кто виноват во всем этом?

Меньше думай и больше делай, приятель, напомнил он себе и включил прибор ночного видения для следующего этапа перехода.

Он двигался в полный рост, а не пригнувшись, как можно было бы ожидать. Ступни его касались земли осторожно, почти нежно, проверяя, нет ли там сучка, который может треснуть под ногой. Чавез старался избегать кустов - их листья или шипы, цепляясь за одежду, издают характерный шорох. Он стремился пересекать поляны у края леса, не выходя на открытое место, где его силуэт был бы заметен на фоне неба, покрытого облаками. Но его главным ночным врагом был шум, а не опасность быть замеченным. Поразительно, каким острым становится человеческий слух в джунглях. Чавезу казалось, что он слышит каждое насекомое, каждый птичий крик, каждое дуновение ветерка в листве высоко над головой. Но здесь не было звуков, издаваемых человеком Сержант не слышал кашля или шепота, позвякивания металла, характерных для человека Хотя напряжение все-таки не покидало Чавеза, он двигался уверенно, совсем как во время учений Каждые пятьдесят метров сержант останавливался и прислушивался к звукам, издаваемым идущими следом. Но все было тихо, даже Осо со своим пулеметом и тяжелым грузом двигался бесшумно Их безопасность таилась в тишине