Андрис Колбергс - Ночью в дождь

Профессиональный престиж не позволил Эдуарду Агафоновичу схалтурить и на этот раз: Спулга, порозовев от удовольствия, слушала, как она хороша, какая она прекрасная хозяйка (такая женщина - мечта всякого мужчины!), какая у нее хрупкая, как веточка мимозы, душа. Конечно, Агафонович все это говорил не открыто, а искусно вплетал в портрет Спулги все новые и новые гирлянды душистых цветов, создав наконец полнокровный словесный шедевр, и удостоился заслуженных аплодисментов. Аплодировал даже Алп.

Налили.

Выпили.

Закусили.

Налили снова.

Алп рассказал анекдот, который Карина и Агафонович уже слышали.

Только собрались выпить снова, как отворилась дверь и в комнату мягкими шагами, словно привидение, опять вошел Наурис. В модных вельветовых джинсах, в модной короткой курточке из тонкой кожи поверх модного джемпера.

- Жжжжж... - жужжал он, семеня вокруг стола. - Жжжжж...

Перед носом Наурис держал ладонь, на которой лежала в несколько раз сложенная синяя пятерка. Все внимание он направил на нее, изобразив на лице восхищение, словно держал диковинную букашку, словно гипнотизировал ее, чтобы она под его взглядом, жужжа, поднялась в воздух и улетела.

- Жжжжж... Жжжжж. Моя малышшшечка... Жжжжж...

- Разве больше в кошельке не было? - спросила Спулга растерянно.

- Жжжжж...

"Что мне с ним делать? Бить? Избить до смерти? Выгнать из дома? А поможет ли?" Мысли профессора были лихорадочными, они словно пульсировали. "Пусть исключают из института! Пусть идет хоть в грузчики, лишь бы честно работал. Отведает черствого хлеба - возьмется за ум, снова потянет учиться. Должен сам захотеть, насильно никому в рот не вложишь. А если не станет рваться? Я-то изведал, как холодно внизу, поэтому и пробивался наверх. Но он этого не знает. Воспитательная роль рабочей среды... Заводская атмосфера... Спасибо, я отведал этого досыта! Универсальных средств не бывает! Только шарлатаны могут утверждать, что они есть. Его не заинтересует ни работа, которую ему придется делать, ни зарплата, которую получит, - все равно дефицит придется покрывать из семейного бюджета. Был бы он хоть рвачом или мелким мошенником, как Винарт, но ведь он никто. Если бы хоть к чему-то стремился, тогда это можно было бы использовать и гнать вперед - хоть кнутом и пряником. Но ему ничего не нужно. К сожалению, не нужно. А у меня нет выбора, я должен из этого дрянного материала вылепить что-то путное. Во что бы то ни стало! Почему у нас нет, по крайней мере, еще одного ребенка? Спулга не хотела? Я не хотел? Наверно, мы оба не хотели, если его нет. Хотели пожить повольнее. Как будто жизнь в тридцать лет уже кончается. Вот теперь, дорогая, мы за эту ошибку и расплачиваемся! Жизнь бьет нас палкой, палкой бьет! И только по голове! Не из-за меня же у тебя, Спулга, эта седина, которую ты так старательно подкрашиваешь!.. Служба в армии? Там дисциплина, от которой никуда не денешься... Как только он вылетит из института, тут же принесут повестку: явиться с ложкой, котелком и кружкой. Вдруг именно в этом выход? А если он хочет как-то выделиться, но делает это неудачно? Каждый ведь хочет выделиться, быть первым. В этом предназначение человека. Может, ему нужно только помочь избавиться от комплекса неполноценности? А если дело во мне? Что, если я, как выдающаяся личность, просто пригибаю его к земле? Может, он понимает, что в медицине он станет всего лишь моей тенью, слабым отсветом? Ведь институт я ему просто навязал: взял за руку и потащил туда. Обошли конкурс? Разве это вообще можно назвать конкурсом! Когда поступал я, нас было семь человек на место. Теперь туда поступает половина таких, кому все равно, куда идти и на кого учиться. Когда окончат - а их как-нибудь да дотянут! - вот тогда мы отведаем и ягодок. Этим будет все равно, кого и как лечить. Жизнь устроена так, что парикмахера и сапожника каждый может себе выбрать сам, а врача - нет! Медицинский институт уже не для современных людей с развитыми мозгами: работы много, а зарплата маленькая. Теперь люди среднего достатка смотрят на рядового врача с сочувствием. Диплом стал походить на удостоверение бедности.

Нет, совесть меня не грызет: на тройку Наурис знал. А если кто-нибудь другой из поступавших и знал литературу на пятерку, то это еще не значит, что он стал бы лучшим врачом. В семье Спулги - все потомственные медики, я же в медицине создал целое направление. Парня можно было аттестовать уж за одно то, что вырос в такой семье.

Может, стоит попробовать в другой области, где он превзошел бы меня? Тогда мы не конкурировали бы и ему не суждено было бы прожить свою жизнь в тени моей славы. Может, в актеры? Он наделен воображением, нервозно-эмоционален, успех окрылил бы его. С кем поговорить об этом? Пусть начнет со студии при Художественном театре, а там видно будет...