Алексей Хапров - Наследник

— Зачем? — возмутился я. — Чтобы посмеяться над пожилым человеком?

— Да боже упаси! — картинно воскликнул Баруздин. — Мы преследовали совсем другое. Ведь Карпычев был сама осторожность. Катерине он не доверял. За все время совместного проживания он так ни разу и не открыл ей, что у него есть, и где. А нам это требовалось знать. Кроме того, мы хотели быть в курсе, что у него вообще на уме. По нашему замыслу, "дед" должен был раскрутить его на откровенность. Родственник, все-таки. Сыграть эту роль вызвался Матрос. Он был в ней неподражаем.

— По правде говоря, у меня возникали насчет него сомнения, — признался я.

— У тебя. Но не у Матвеича.

— Так вот для чего ты передал ему ту самую анкету. Презентовал мнимого "Митрофана Никитовича". Анкета, небось, была фальшивой?

— Разумеется. А как еще можно было доказать Карпычеву, что Матрос — это его исчезнувший предок? По-моему, получилось убедительно. Кстати, это тоже придумала Катерина. Небольшой фотомонтаж, и легендарный актер, как доверчивый ребенок, попался на крючок. Согласись, что явление из зеленого тумана выглядело весьма впечатляюще.

Мой бывший шеф закатил глаза, видимо испытывая недюжинное удовольствие от нахлынувших на него воспоминаний.

— Как же вы это сделали? — не удержавшись, полюбопытствовал я.

— Очень просто. Зеленый отсвет создавала хемолюминесцентная лампа, а завихрения — баллон сжатого воздуха. Оборудование стояло на дне оврага. В действие его приводил Матрос, который должен был подняться наверх по моему знаку. Помнишь, я посветил карманным фонарем?

— Помню.

— Это как раз был сигнал. Остальное тебе известно. Матвеич без колебаний признал в Матросе пропавшего предка, притащил его к себе, прикрепил к нему няньку в твоем лице, и окружил таким вниманием и заботой, которых тот в своей жизни отродясь не видывал. Матросу это так понравилось, что он в какой-то момент даже захотел навсегда остаться в образе Карпычевского деда. Пришлось напомнить ему о нашем уговоре и пригрозить разоблачением.

— Но каким образом он был так хорошо осведомлен о домашней обстановке, о членах семьи Карпычева? Ведь Геннадий Матвеевич его проверял.

Баруздин засмеялся.

— Дурак твой Геннадий Матвеевич. Тщеславный, напыщенный дурак. Что касается домашнего быта, то в этом не было ничего сложного. В тридцатые годы во всех частных домах он был примерно одинаков. Сени, комната, печка, кровать, стол, шкаф, половица, погреб. А что касается родственников, то эту информацию можно почерпнуть в архиве, что мы и сделали.

— Да, хитрС, — вздохнул я. — Ну и как, узнал Матрос то, что вам требовалось?

— Узнал. Матвеич во многом ему доверился. Вот только про завещание, правда, умолчал. Может, через какое-то время он о нем бы и проговорился, но нам ждать было больше нельзя. Карпычев со дня на день собирался подавать в суд требование о разводе. После этого наша затея теряла бы смысл.

— Закон о наследовании, статья шестнадцать, пункт четыре, — буркнул я.

Баруздин удивленно вскинул брови. Он явно не ожидал от меня такой осведомленности.

— Зачем Матрос так напоил его в день убийства? — спросил я.

— Чтобы он был податливее, и не мог оказать сопротивления — ответил Баруздин. — Кстати, он выпил немного. Одну-две рюмки, не больше. Просто Матрос подсыпал ему в водку клофелин. А от такого "коктейля" мозги съезжают набекрень.

— Клофелин? — переспросил я.

— Да. Это такое снотворное, — пояснил мой бывший шеф. — Его часто используют проститутки, чтобы быстро довести клиента до нужной кондиции. Когда Матвеича развезло, Матрос безо всякого труда подбил его на поездку к оврагу, а за руль машины предложил посадить тебя. Нам было нужно, чтобы все видели, что Карпычева увез именно ты.

"Ага, — подумал я. — Так вот, наверное, что обсуждали "Митрофан Никитович" и Катерина, когда их увидел высунувшийся из моей комнаты Радик, с которым мы тогда играли в настольный хоккей".

— Когда вы подъехали к оврагу, я уже находился там, — продолжал Баруздин. — Лампа горела, баллон шипел. Путь в "потусторонний мир" был открыт. Остальное явилось делом техники. Матрос увлек Карпычева вниз. Тот послушно последовал за ним. Удар ножом в сердце, и от легендарного артиста осталась лишь вонючая, бездыханная туша. Мы скинули его труп в канализационный люк, погрузили оборудование в мою машину, и уехали. А ты бегал там до самого утра.

— Спектакль твой Матрос закатил тогда отменный, — отдал должное я. — Ему бы в театре играть, а не по тюрьмам шляться.