Сэм Льювеллин - Кровавый удар

На картинах были сплошные пушечные залпы, кровь и убитые лошади. У меня не было времени их рассматривать, потому что дверь открылась и вошел Фицджеральд.

У него было маленькое загорелое лицо, нос и подбородок загнуты навстречу друг другу, как у щелкунчика. Несмотря на теплую погоду, он был одет в костюм-тройку из пестрой шерстяной ткани, облегающий, но не тесный, придающий ему сходство с наездником.

— Добрый день, — сказал он. Его глаза меня удивили: жесткие и яркие, глубоко посаженные. Такие глаза замечают все. Я нажал кнопку "Запись" на магнитофоне, назвал себя Гарри Уоллесом, а Надю — Надей Орловой, совладелицей.

— Русская? — спросил он.

Она жеманно улыбнулась — в жизни бы не подумал, что она на это способна.

— Дед и бабка из России, — сказала она.

Он потерял к ней интерес, взглянул на часы и встал у камина, под собственным портретом в десантной форме.

— Я слышал, у вас сложности.

— Да, — ответил я. — Расскажите мне о вашей организации.

Его глаза, остановившиеся на мне, были похожи на две яркие льдинки.

— Мы специализируемся на охране и разведке.

Магнитофон у меня в кармане работал.

— Не могли бы вы дать мне представление о вашей прошлой деятельности?

— Я думал, Кристофер Тиррелл вам рассказал об этом.

— Он был очень... осторожен.

Мой собеседник любовно погладил челюсть.

— Можете мне поверить, что наши методы очень эффективны. Мы действуем по принципу "не вылечим — не заплатят". Я не могу говорить об отдельных случаях.

Портрет справа от него изображал фашистского лидера Освальда Мосли. Я ничего не добился. Пришлось сказать:

— Ну ладно. У меня фабрика в Суиндоне. Один из моих директоров докладывает конкурирующей фирме то, чего не должен. И боюсь, что кто-то из цеховых мастеров куплен той же фирмой. Я хочу, чтобы вы узнали, что происходит на самом деле. Отчет и акт.

— Почему вы не уволите обоих?

— Они мне вредят, — сказал я. — А я хочу навредить им.

— Навредить?

— Бывают несчастные случаи, — пояснил свою мысль я, не сводя с него глаз.

Его лицо не дрогнуло.

— Да, — согласился он.

— Хорошо, — сказал я. — Я хочу спросить о двух вещах. Во-первых, меня интересуют отзывы. На кого вы работали прежде?

— Мартин Уильямс, адвокатская контора. Бристоль. "Глоуб индастриал". Они вам расскажут.

Во внезапно наступившей тишине я слышал где-то визг циркулярной пилы, слышал, как кто-то звенит тарелками в другом конце дома. Фирма "Глоуб индастриал" посещала "Школу лидеров" Отто Кэмпбелла, училась там падать с гор. Если это и было совпадение, то впечатляющее.

Я не верил в такие впечатляющие совпадения.

— Спасибо, — сказал я. — Ну a... modus operandi? [12] Образ действий (лат.).

— То есть? — Он не сводил глаз с лепнины в углу комнаты.

— Я хочу, чтобы этого типа можно было уволить, — сказал я. — Но чтобы до следующего места работы он не был в состоянии дойти. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Да. — Он перевел глаза с лепнины на меня. Его лицо казалось вырезанным из коричневого дерева. Он спросил: — Мы с вами не встречались?

— Вряд ли, — ответил я. — Так что же вы сделаете?

— Извините, одну секунду.

Он быстрыми шагами вышел из комнаты. Дверь хлопнула.

Надя спросила:

— Что он затеял?

Я пожал плечами. Внутри у меня похолодело.

— Боюсь, сейчас начнутся неприятности, — сказал я.

Фицджеральд вернулся в комнату. В руках у него был альбом ин-кварто, переплетенный в кожу и раскрытый. Это был альбом вырезок.

Неприятности начались.

Фицджеральд улыбнулся нам, но глаза были холодны как лед. Он вернулся к мраморному камину, положил локоть рядом с элегантным черным телефонным аппаратом, стоявшим подле бронзовой фигурки — волка на задних лапах.

Внезапно он спросил:

— Вы знаете Дикки Уилсона?

Я увидел страницу, на которой был раскрыт альбом. Газетная фотография: я и Дикки на набережной в Чатеме, у обоих рассерженный вид, лица обращены к камере. Меня затошнило. Я понял по лицу Фицджеральда, что он меня узнал.

— Мы встречались, — сознался я.

— Знаете, — сказал он, — по-моему, вы отнимаете у меня время.

Он вытащил руки из карманов и отошел от камина. Я встал. Он выглядел маленьким, жестким и опасным. В воздухе появилось нечто, отчего колотилось сердце и пересохло во рту. Это нечто имело оттенок насилия.

— О чем вы говорите? — спросил я.

— Вы обманули меня, мистер Тиррелл, — сказал он. — Мне это не нравится.

Итак, нас раскусили.

— Уходите, пожалуйста.