Мирзоахмедов знал, что письмо это — грязная клевета. Выбросить бы его в корзинку для мусора, да и дело с концом, но на бумаге стоял штамп. А раз штамп и номер — машина закрутилась. Надо проверять, решать, принимать меры. А самостоятельно решать Мирзоахмедов не привык. Секретарь парторганизации понимал, что в сложившейся обстановке эта анонимка сослужит плохую службу Сангинову, но выбросить ее побоялся:
«А вдруг окажешься потом виноватым!»
Кабиров обрадовано хмыкнул, заерзал на стуле, постучал тихонько карандашом по стеклу и подчеркнуто спокойно и незаинтересованно сказал:
— Это, товарищ Мирзоахмедов, дело партийной организации, и поступать вы должны, как вам подсказывает Устав, ваш долг и партийная совесть. Думается мне, что обязанность парторга — заботиться о чистоте наших рядов. Но уж коль пришли, то скажу свое мнение: мы должны принципиально решить вопрос — строго наказать Сангинова.
— Но ведь это анонимка... Еще ничего не проверено...
— На то вы и парторг, товарищ Мирзоахмедов, чтобы внести ясность... Не забывайте: дыма без огня не бывает...
Когда парторг ушел, Кабиров поднялся из-за стола и, потирая руки, пошел по кабинету. Он двигался от сейфа к книжному шкафу, огибая стол. Свирепые львиные морды на ножках стола следили за начальником, вращая Лакированными блестящими глазами. Кабиров весело подмигнул им, но ему вдруг показалось, что львы ехидно улыбаются. Взглянув еще раз на львов, которыми раньше он так гордился, Кабиров сел за стол, нахмурился. Казалось и вещи, окружающие его, выходят из повиновения. Но вспомнив про анонимку, Кабиров злорадно улыбнулся и снова вышел из-за стола. Прошелся. Львиные морды на ножках на этот раз были царственно спокойны. Теперь они Кабирову снова нравились.
Начальник решительно снял трубку телефона.
— Соедините с секретарем райкома. Салом, домулло! Неприятности у меня в отделе. Выясняется, что коммунист Сангинов — морально разложившийся тип. Сожительствует с библиотекаршей Рахматовой. Что? Разобраться? А как же, разберемся, проверим, накажем. Хай, домулло!
* * *
Не подозревая, какие тучи сгущаются над его головой, Сангинов все ночи просиживал над изучением литературы по шелководству. Константин Иванович был прав: Вахоб взялся за дело, которое совершенно не знал, хотя и жил всю жизнь среди тутовых деревьев, каждую весну видел, как их обрубают на корм шелкопрядам, любовался не раз коконами.
По мере того, как он прочитывал страницу за страницей, ему становилось стыдно за самого себя. Говорил о шелководстве с колхозниками, специалистами и выглядел, наверное, смешным. Сейчас у Сангинова многое стало проясняться.
Тутовый шелкопряд тысячи лет одевает людей в красивые ткани.
Грена — яички, отложенные бабочкой, выводятся и сохраняются только на специальных заводах. Разводить кустарную, негибридную грену, категорически запрещено. Десятки болезней подстерегают насекомое. Чтобы вырастить здоровый полноценный кокон, надо приложить много труда, умения и знаний.
С завода грена раздается в коробочках по двадцать тысяч яичек в каждой. Взрослый кокон весит в среднем полтора грамма.
Стало быть, каждая коробочка грены при средней сортности может дать тридцать килограммов коконов. Почему же в некоторых колхозах перевыполняется план сдачи коконов, хотя зачастую они низкосортны и каждый кокон в отдельности весит ниже средней нормы? Помимо этого, какая-то часть сверхпланового сырья расхищается? Перед Сангиновым встало много сложных вопросов, на которые нужно было найти ответы.
В разгар этой работы его вдруг вызвал к себе секретарь парторганизации Мирзоахмедов и предложил написать объяснение о взаимоотношениях с Лютфи Рахматовой. Он ознакомил Вахоба с содержанием заявления и сказал, что поведение Сангинова предложено разобрать в партийном порядке.
Вахоб был поражен. Между ним и Лютфи сложились хорошие дружеские отношения, и это ни для кого не являлось секретом. Они вместе ездили на спектакли и концерты в Душанбе, ходили в кино.
Он познакомился с Лютфи в первые дни жизни в Вахшском в библиотеке. Когда он вошел, в профиль к нему стояла девушка и слушала радио. Передавали литературно-музыкальную композицию по поэме Мирзо Турсун-заде «Хасан-арбакеш».
Девушка заметила посетителя, убавила звук и, находясь еще под впечатлением стихов и музыки, тихо проговорила:
— Извините, я заслушалась.
Сангинов попросил включить громче, и они вместе дослушали передачу до конца. Так они познакомились. С тех пор не проходило дня, чтобы они не встречались или не говорили по телефону.
Читать дальше