Алексей Травин: Тигровая балка

Но больше всего по душе Вахобу пришелся младший лейтенант Беков — начальник паспортного стола. Тоже совсем недавно окончивший школу милиции. Большеголовый, с пышной кудрявой шевелюрой, он, разговаривая, все время улыбался и глядел не на собеседника, а куда-то в сторону, как будто хотел сказать: «Все наши с вами заботы и неприятности — чепуха. Над ними стоит только посмеяться. Главное-то вот оно, я его вижу, а вы, наверное, ничего не видите!» В отделе за Вековым твердо закрепилась кличка «философ».

Как-то Сангинов зашел в кабинет к Бекову и обратил его внимание на неуютность и грязь. Философ, улыбаясь, изрек:

— Полноте, лейтенант, вполне хорошо, а если сравнить с прошлым, то даже шикарно. Широко известно, что Диогену и спальней, и рабочим кабинетом служила просто бочка. Так что нам грех жаловаться: по сравнению с его жилищем наши кабинеты, как хоромы.

Но когда Сангинов предложил Философу побелить своими силами помещение паспортного стола и других комнат отдела милиции, он сразу же согласился и работал с огоньком, подбадривая остальных сотрудников. Субботник прошел весело, со смехом и шутками. Во второй половине дня единодушно приняли предложение Белова — очистили и разровняли дворик, подготовили землю под цветочные клумбы.

Сейчас, думая о товарищах по работе, Сангинов улыбался. Настроение лейтенанта улучшилось. Предстояла встреча с приятелем-охотником — Константином Ивановичем. В ушах Вахоба еще слышался веселый голос Философа, а мыслями он был уже на озерах, среди непроходимых камышей. Неожиданно газик тряхнуло. Лейтенант крепче взялся за руль. Теперь все его внимание сосредоточилось на дороге.

В самом начале работы в Вахшском Сангинов приобрел старенький, отслуживший свой век газик. Бывший шофер, он не мог жить без машины. Все свободное время отдавал он любимому занятию — возился с машиной. Через несколько месяцев автомобиль был восстановлен. Вахоб потратил на приобретение машины и деталей все деньги, оставшиеся после смерти отца.

Лейтенант радовался, но радость была преждевременной.

Из отдела кадров министерства приехал оперуполномоченный. Он долго и кропотливо проверял документы на приобретение автомашины. Проверка, конечно, ничего не дала. Но вся эта история глубоко оскорбила Вахоба. Так он и сказал тогда Кабирову. Начальник недоуменно развел руками:

— Сам не понимаю, товарищ лейтенант, кому ваша машина помешала? Но обижаетесь вы напрасно. Проверить никогда не лишне. Уж коли все законно — владейте...

На горизонте показалась ферма колхоза «Рассвет». Вахоб повернул на хорошую дорогу и через минуту мчался, как в тоннеле, среди камышей. Повеяло сыростью. Чувствовалась близость воды.

Константин Иванович развешивал на берегу только что выбранные сети. Как всегда он был с непокрытой головой. Развевались его русые, как у юноши, не тронутые сединой, волосы. Густые, выцветшие на солнце, брови спускались на глаза и делали его лицо суровым. Ворот рубахи был расстегнут, открывал коричневую загорелую грудь. Сангинов невольно залюбовался его ладными умелыми движениями. До войны Константин Иванович вместе с женой в артели старателей мыл золото на Вахше. На войну ушел вместе с сыном. Сын погиб, а Константин Иванович вернулся без ноги. Для трудной работы старателя был уже не годен, но от Вахша уходить не хотел. Стал одним из зачинателей нового промысла — разведения нутрий в Тигровой балке. Жена умерла, и старик остался один среди тугаев и озер.

Увидев Сангинова, охотник бросил сети и захромал к нему:

— Давно тебя, мил человек, не видно. Я, грешным делом, думал: присушила тебя какая-нибудь зазноба, забыл старика. А приехал вовремя. Хороших сазанчиков сегодня поймал. Уху сварганим. Иди в избушку, начинай готовить, а я съезжу, подброшу нутриям корму. Видишь, уже вечереет.

Все это Константин Иванович говорил, стискивая в своих крепких объятиях улыбающегося Вахоба.

— Здравствуй, Константин Иваныч, дай на тебя посмотрю, а то совсем задушил. Уху успеем сварить. Я тоже с тобой поеду. Зверьков хочу посмотреть. Как твое здоровье? Как ты себя чувствуешь?

— Да что мне сделается! Я теперь засмолел, ничего не боюсь: ни воды, ни холода, как старая сосна.

В спокойной глади озера отражалось вечернее небо, неподвижные облака. Лодка скользила, будто по воздуху. Только тихое журчание да звон капель, падающих с весел, говорило о том, что лодка плывет по воде.

Интересно было наблюдать за повадками нутрий.