Андрей Константинов - Дело об императорском пингвине

В нашем кабинете было пусто.

Каширин — в очередной таинственной командировке, которые стали обычными для Агентства, а Шах, очевидно, страдал после вчерашней упоительной — в буквальном смысле — беседы с источником. Это даже к лучшему, подумала я, усаживаясь на то же самое место, где вчера нас с Шаховским застал Обнорский. Вывалив на стол все, что было подготовлено по «Нерпе», я с унынием размышляла о том, что наш единственный выход — вызвать в суд тех людей, которые давали Спозараннику информацию об убийствах. Глебу я верила: если он счел возможным что-то предавать огласке, значит, информация достоверная. Другое дело, что суду и Эле Колмогоровой слово Спозаранника ни о чем не говорит. Господи, никогда бы не подумала, что классическая ситуация, которую мы сотни раз с моими студентами разбирали на журфаке — можно ли раскрывать источники информации? — случится именно со мной! А с какой уверенностью и убежденностью я глаголила слушателям: мол, раскрывать источники — это ваше право, а не обязанность, никто не может вас заставить назвать имена тех, кто доверил вам информацию. Как же, никто. Выяснилось, что очень даже кто… А ведь Спозаранник ни за какие блага земные не пойдет на то, чтобы раскрыть своих людей. Это даже к бабушке ходить не нужно. Представив себе процесс уговаривания Глеба, я содрогнулась. Главный расследователь, когда сердится, весьма предсказуем. Сначала он скажет мне, что всегда подозревал скудость ума у особей женского пола. Потом прочитает лекцию о ценности конфиденциальных источников. И только потом добавит, что против меня как человека он ничего не имеет, но — как юриста…

— Глеб, ты только выслушай меня сначала, а потом резюмируй, хорошо? — Я все-таки решилась на этот шаг.

Спозаранник, не отрываясь от монитора компьютера, кивнул мне на свободный стул. Остальные были завалены папками с надписью «Нерпа».

Надо же, удивилась я. Мне казалось, что Глеб переложил все бремя ответственности на меня, и «Нерпа» его интересует теперь постольку-поскольку.

— Как вы изволите видеть, Анна Яковлевна, я пытаюсь хоть как-то облегчить вашу участь. — Спозаранник не был бы Спозаранником, если бы не обратил мое внимание на прилагаемые им усилия. — К сожалению, вынужден констатировать, что мы находимся, как выражается уважаемый Андрей Викторович Обнорский, в большой… В общем, вы понимаете.

— Есть один вариант. — Я присела к столу Спозаранника и, гипнотизируя его взглядом, принялась излагать ему свои мысли относительно «засветки» источников. Я даже пошла на то, чтобы слегка приоткрыть коленки…

Нет, я была далека от мысли соблазнить Глеба, просто таким образом можно было на некоторое время дестабилизировать его умозаключения и, если повезет, в этот короткий промежуток попробовать убедить его в резонности моих доводов. — Мы можем настаивать, чтобы их имена и показания оглашались в закрытом заседании… — с каждой секундой я все больше понимала тщетность своих попыток. Глеб уже формулировал речь.

— Я всегда подозревал, что особи женского пола не отличаются глубиной интеллекта, — начал Спозаранник. — В вашем случае я иногда допускал исключения, но с нынешнего дня у меня нет для этого никаких оснований.

Тут Глеб остановился, чтобы перевести дух. Я устало поднялась со стула и направилась к выходу.

— Можешь не продолжать, Глеб Егорович. Несмотря на неразвитый интеллект, я все-таки догадываюсь, что ты скажешь дальше. Надо вносить разнообразие в свои монологи, Глеб.

А то ты начинаешь повторяться.

Все правильно. И Обнорский прав, что процесс нельзя проигрывать нам просто будет потом не подняться.

И Глеб прав тоже. Стоит Агентству раскрыть хоть один конфиденциальный источник, даже со всеми мерами предосторожности, как слух об этом пойдет по всем инстанциям. Кто после этого станет делиться с нами информацией? К тому же люди, «слившие» нам сведения по «Нерпе», до икоты боялись мести Аллоева. Я, признаюсь, тоже чувствовала себя неуютно — кому охота связываться с осетинской мафией или с Жорой Армавирским! А ведь именно их — то осетинов, то Армавирского — называли наши источники в качестве «крыши» Аллоева… Впервые за последние несколько лет моей довольно успешной адвокатской карьеры я почувствовала полнейшее бессилие и даже отчаяние. Процесс громкий, «Нерпа» наверняка проплатит PR-кампании в СМИ, Агентство и меня (!) просто размажут по стенке. Какой позор, просто стыдобища!

От этих безрадостных мыслей меня отвлек мобильник. Звонил коллега из южного курортного города. По старомодному внимательный в своих ухаживаниях, он уже давно намекал на неустроенность своей холостяцкой жизни и с маниакальной настойчивостью приезжал в Питер, чтобы увидеть меня и склонить к матримониальному шагу.