Филипп Джиан - Вот это поцелуй!

Я дремала, когда пришла Паула. Я открыла глаза как раз в тот момент, когда она шла через сад, протыкая снежный наст своими высоченными каблуками и кутаясь в воротник широкого мужского пальто, пытаясь сохранить инкогнито за стеклами дымчатых очков и за шелковым шарфиком, трепетавшим на ветру. Да, вот что значит быть манекенщицей! Можно сказать, она принесла с собой солнце. Все вокруг озарилось светом, а мрачноватые тени стали постепенно удаляться, струясь над холмами и распадаясь на пряди над маленьким искусственным озерцом, гладким как зеркало; кстати, Роза Деларю была избрана президентом Общества друзей озера и заставила меня подписать петицию с требованием запретить катание на велосипедах по дорожке, которая так чудесно окаймляла это озеро, равно как и игру в мяч; чтобы от нее избавиться, я, разумеется, подписала эту бумагу, приговаривая: «Конечно, Роза… Если ты полагаешь, что от этого будет толк…»

Я развернулась на кресле и крикнула Пауле, что дверь открыта.

Я не говорю, что она идиотка. Она мне нравится. Не идиотка, нет, но мне кажется, она живет с отставанием в один такт. Об этом можно судить и по фотографиям. В журналах мод на снимках хорошо заметна ее заторможенность. У нее всегда отрешенный вид. По этому отрешенному виду ее узнают. И не то чтобы она принимала такой вид нарочно, нет, она такая и есть, с утра до вечера.

Натан мне рассказывал, что она часто бьет посуду. Она могла по рассеянности вдруг выронить из рук бокал или слишком поздно сжимала пальцы, когда ей протягивали тарелку. Разумеется, подобное случалось не всегда, но не так уж и редко.

Короче, растяпа. Я закричала:

– Черт! Паула! Осторожно!

Она оставила входную дверь распахнутой настежь. Опоздала на такт. Лучше бы она разбила у меня тарелку или стакан. Пока Паула стояла как пень, Рекс проскользнул у нее между ног.

– Прекрасно, Паула! Отлично просто!

– Пес… надо же… он сбежал…

Я видела, как опрометью удирает Рекс, как он летит, словно черная стрела.

– Это так серьезно?

Я теперь почти все время была в дурном расположении духа. И сознавала это. Но чем мне надо было заняться, чтобы поднять себе настроение?

– Фрэнк, – ответила я. – Он мне голову оторвет.

Фрэнк подумает, что я поддалась минутному капризу, что я вообще поступаю как мне заблагорассудится. Если Рекс не вернется, он мне этого не простит. Решит, что я превратилась в настоящую слабоумную. Что единственное мое развлечение – действовать всем на нервы. Как, впрочем, свойственно всем в моем положении. А мне очень не хотелось, чтобы он так думал.

Пока Паула вытряхивала содержимое своей сумки на стол, я склонилась к аптечному шкафчику. В потоке золотистого солнечного света аккуратно лежали антидепрессанты, обезболивающие, снотворные, таблетки амфетамина, несколько ампул морфия – полный набор. Паула искоса наблюдала за мной» Может быть, иногда я бывала не слишком щедра по отношению к ней, а? Можно подумать, что она могла пожаловаться на то, чем мы с ней занимаемся! Но иногда я заставляла ее писать в штаны от нетерпения. Так бывало, когда я принималась в задумчивости рассматривать ампулы с морфием, будто колеблясь. Я буквально слышала, как она в душе стонала. Да, я из вредности делала вид, будто сомневаюсь, стоит ли ей их давать. Это доводило ее чуть ли не до судорог. Иногда я вела себя с ней как последняя сволочь…

Но мы ладили. Если я не засыпала на солнце, то всегда с нетерпением ждала ее прихода. И не только из-за того, что могла над ней немножко поиздеваться, нет, приятно было видеть человеческое лицо, столь разительно отличавшееся от физиономий Розы и прочих, которые приводили меня в ужас и снились мне в кошмарных снах. Это вам не «Секс в большом городе» смотреть.

– Черт возьми! – сказала я. – Ну и что, по-твоему, мне делать?

– Вот беда-то! Ты расстроилась, да?

– Рекс должен быть здесь, когда вернется Фрэнк. Обязательно. Если пес не вернется, Фрэнк меня съест. Я буду чувствовать себя униженной. Ты знаешь, что это значит: чувствовать себя униженной? Да нет, я бы очень удивилась, если бы тебе это было известно, тебе, с твоей аккуратненькой попкой.

Я сейчас такая толстая! Если так будет продолжаться, сердце в конце концов не выдержит. Вообще-то мне следовало бы соблюдать диету. Рита приходит делать мне массаж. По окончании сеанса ей впору вешать футболку сушить. Это она теряет килограммы, а не я. Но я становлюсь философом. Уже стала наполовину. Когда я не в наушниках.