Филипп Джиан - Вот это поцелуй!

Когда я вернулась домой, голос у меня пропал начисто. У меня едва хватило сил, чтобы развернуть коляску на сто восемьдесят градусов и вновь проехать через сад, который Фрэнк упрямо старался сделать таким же безобразным, как у соседей; они все обменивались своими маленькими секретами, знай себе срезали цветы, в то время как у них за спиной вдоль горизонта все полыхало и толпы людей убивали друг друга на всех континентах и на улицах того города, которого, между прочим, мне начинало не хватать, города, чьи башни и высотные здания отсюда были видны как через уменьшительное стекло, на тех самых улицах, которые я не раз прочесывала вдоль и поперек. На третьей скорости.

Я нагнулась, и мне удалось подцепить немного снега, которым я протерла лицо. В результате промочила блузку. Солнце светило ярко, но я была в полном раздрае, просто с ума сходила. Я дрожала всем телом… верхней его половиной… Да, все из-за этой истории с собакой. Я принялась делать из мухи слона и даже проплакала минут пять. До прихода Натана.

У меня не было ни единого шанса ему понравиться, само собой, но я быстренько вытерла глаза, немножко попудрилась, поправила шиньон, который наша домработница, умывавшая меня по утрам, мяла с еще большим усердием, чем мои ляжки. Мазнула по губам темной, почти черной помадой; кстати, косметикой меня снабжает Паула, а Дерек приходит на дом, чтобы выкрасить мне волосы хной, придающей им темно-рубиновый оттенок с медным отливом, и я нахожу, что он очень неплох. Кажется, во мне еще что-то есть. У меня осталось лицо, прекрасные зеленые миндалевидные глаза и красивое лицо, оно покоится на развалинах… Когда я так говорю, мне возражают:

– Ну что ты! Нет!

Иногда Дерек берет меня с собой в клубы. Находятся добрые люди, которые помогают меня перетаскивать. Я выкатываюсь в самый центр площадки и танцую – одними руками. Изо всех сил пытаюсь закадрить кого-нибудь, но мне не удается. Несмотря на мою красивую рожу. В прошлый раз я получила только струю спермы, и мой партнер бросил меня в туалете, когда я попросила у него бумаги. Видите ли, он был не джентльмен. «Но это все же лучше, чем ничего», – решила я, поразмыслив минутку. Когда Дерек привозит меня домой, я обычно пьяна в стельку. Допускаю, что в моем поведении на протяжении последних месяцев появилась некоторая распущенность. Но надо видеть сумасшедших, которые так и вьются вокруг меня, вроде тех девиц, с трудом передвигающихся на костылях. Они начинают с того, что угощают меня выпивкой. Вы скажете, что я не обязана соглашаться. А я разве сказала, что обязана? Не думаю…

С тех пор как Натан совершил ту большую глупость, у него появилась уйма времени, чтобы писать.

– Ну, что? – спросила я.

– Ты о чем?

– Она очень мучилась?

– Понятия не имею. Она не захотела, чтобы я там остался. И к тому же я не имею права ее навещать. Так что не говори мне о ней!

Когда я утверждаю, что у Натана теперь полно времени, чтобы писать, я знаю, что говорю, потому что слежу за его взглядом. С порога, едва заговорив со мной, он сразу попытался заглянуть мне через плечо. Но я взяла его листки, ту самую «вещицу», над которой он потел уже месяца два, и уселась прямо на них.

– Ну, что? – спросил он.

– Ты о чем?

– Фрэнк сказал, что я могу зайти.

– И правильно сказал. Ты можешь заходить, когда захочешь.

– Послушай, у меня чертова уйма дел, это тебе не шутки. Эдуард проходит курс лечения угрей лазером, так что вся работа свалилась на меня. Этот козел Фенвик все делает нарочно! У нас там затеяли ремонт, и маляры путаются у меня под ногами с утра до вечера. Я уже не знаю, за что хвататься! Эти чертовы архивы, там же километры! А Фенвик, сволочь, видимо, счел, что этого мало! Сволочь!

– Не надо мне ничего объяснять. Меня это не колышет. Я не жду, чтобы ты со мной погулял. Не волнуйся.

Я не видела его недели две. Он даже ни разу не позвонил. Это вот так-то обращаются со старой подругой? А? Ну не свинство ли! Как ему только не стыдно! Будто я не понимаю, что случилось. Будто я не поступила бы точно так же, окажись я на его месте.

Но он что-то тоже выглядит далеко не блестяще. Видно, дела у него и в самом деле так себе. С того самого дня, как он узнал, что Крис беременна, он ходит как потерянный. Я тогда как раз выходила из комы, и он приходил жаловаться мне – это мне-то, когда я еще находилась на грани между жизнью и смертью! Покупал для ребенка Крис какие-то вещички, игрушки, распашонки, непромокаемые пеленки. У него действительно крыша поехала, когда он узнал, что там процесс пошел. Но я ее знаю, эту его Крис. Она никогда не передумает. Хоть он зарежься у нее на глазах, хоть вскрой себе вены, это ровным счетом ничего не изменит. Уже очень давно было ясно, что она его больше не любит, что она приняла решение его больше не любить и разлюбила. Но он же слеп! Таких слепцов поискать…