Илья Штемлер: Признание

Глеб умолк. Лицо его заострилось. Он к чему-то прислушивался, там, за окном…

Алена шумно прошлась по комнате. Глеб, не скрывая испуга, взглянул на нее, словно умолял не шуметь, оставаться на месте. Алена накинула на плечи кофточку.

— Слушай, с какой стати ты суешь нос не в свои дела? Другой бы давно дал тебе в морду! И вообще ты нам портишь веселье. Марина готовила, старалась. А ты все портишь…

Алена взглянула на дверь. Кто-то осторожно шел по лестнице…

Дверь распахнулась. На пороге стояла дворничиха в полушубке и платке. Она оглядела зал. Узнала Марину. Перевела взгляд на Никиту, затем на Алену. Глеба она не заметила. Тот стоял в дальнем темпом углу.

— Веселитесь. Слышу музыку, вижу свет. Думала, может, кто из пацанов залез, схулиганить.

— Свои, тетя Настя. День рождения у меня. — Марина взяла со стола фужер, налила вина и прихватила пирожок. — Угощайтесь.

Дворничиха кивнула, подобрала подол фартука, вытерла руки.

— Сколько же тебе, Марина?

— Да все мои, тетя Настя. Двадцать пять. — И добавила на всякий случай: — Заведующая разрешила.

— Мне-то что? Думала, может, пацаны залезли. Ладно, за твое здоровье, Марина!

Дворничиха выпила, надкусила пирожок. Похвалила. Поставила пустой фужер на подоконник.

— Да! На Менделеевской бабку какую-то сбили насмерть. Кто говорит — мотоциклом, а кто — машиной… А вчера парни разодрались. И все на том же месте.

Дворничиха ушла. Стукнула входная дверь, все стихло.

— Значит, это была женщина? — произнес Глеб одними губами.

— Где? — Марина с удивлением услышала свой голос.

Она поняла. Все сразу.

— Это я сбил женщину, я! — выкрикнул Глеб.

Кончик фитиля обуглился, и пламя свечи, ровное, желто-розовое, утончалось в коптящий жгутик.

Никита тронул кончик фитиля и переломил его.

Они молчали уже несколько минут. Под порывом ветра скрипнула рама окна. Глеб взглянул на темнеющие прямоугольники стекол. Сейчас ему казалось, что все случившееся было сном. История, рассказанная кем-то о ком-то, а он слушатель, не имеющий к этой истории никакого отношения. Когда он заговорил, собственные слова долетали до его слуха со стороны и не затрагивали сознания.

— Решил заехать в гастроном купить вина. Свернул на Менделеевскую. Скорость была небольшая, да и как она могла быть большой — крутой поворот. И улица узкая. Проспект еще освещался, а улица нет. Глаза к темноте сразу не привыкли. Включил фару. И увидел ее. Перед самым носом. Тормозить — занесло бы. Я скорость прибавил, думал объехать ее сзади, думал, она вперед побежит, тротуар-то рядом. А она отпрянула… Бабка, бабка…

Глеб смолк. Он закинул назад голову. Белый потолок застывшей волной уходил за спину, загибался, окружая Глеба жестким скафандром.

— И ничего ты не мог сделать? — выдавил Никита.

— Ничего… Вероятно, ничего… Она отпрянула назад, понимаешь…

— Столько лет водишь мотоцикл…

— Ты что, Кит… сомневаешься?

— Глупости! — воскликнула Марина. — Неужели в ту секунду он мог думать о каком-то мотоцикле? Или о Собственных ребрах?

— Как же можно осуждать человека, если он не виноват! Если он ничего не мог сделать? — проговорила Алена.

Никита потрогал пальцами нос, точно желая убедиться, что нос на месте.

— Как сказала дворничиха? Неизвестно, кто сбил… Неизвестно, кто сбил, значит… Такая странная мысль вдруг возникла в моей голове. — Он обвел зал медленным взглядом и повторил: — Вот какая странная мысль возникла у меня…

Глеб выпрямился.

— Кит! Твоя голова не отягощена никакими предрассудками. Превосходно…

Никита пожал плечами и отошел к окну.

— Никаких предрассудков, да? Кит! — Глеб засмеялся сухим неприятным смехом.

— Так зачем ты нам все это рассказал? Зачем? — выкрикнула Алена. — Разве мы можем тебе что-нибудь посоветовать? И — стыдишь Никиту. Ведь он хочет помочь тебе. — Она смолкла, точно споткнулась. — Извини, Глеб. Я не могу найти верный тон, извини. Нам всем надо взять себя в руки. И подумать. Трезво. Спокойно… Ты сядь, сядь… Господи, какие нелепые табуретки. Неужели нет нормального стула?

— Ты в детском саду, а не в клубе. — Марина вышла.

— Почему мы здесь? — Алена смотрела на захлопнувшуюся за Мариной белую дверь. — Какая-то нелепость!

Дверь распахнулась, показалась Марина. Она принесла четыре складных дачных кресла.

Никита расправил одно кресло и сел.

— Вот. Теперь будем рассуждать как взрослые.

— Ты уже пытался рассуждать как взрослый. — Марина раскинула еще два кресла и придвинула их Алене и Глебу. Сама же присела на детский табурет, подтянув к подбородку колени.