Джон Берли - Уайклифф и последнее жертвоприношение

— Да. Мать уже в Трекаре, готовит наши комнаты…

Люси вслед за Уайклиффом прошла в гостиную, и теперь они все трое стояли в полутьме, лицом к лицу. Тяжелые гардины были задернуты.

— Наверно, можно сделать посветлее? — заметил Уайклифф.

Люси раздвинула занавеси, после чего все сели.

— Вы перестали носить очки? — спросил Уайклифф.

— Нет, просто они свалились на пол, а я на них наступил.

— Разве у вас нет запасной пары?

— Есть, наверху.

— Ну так почему вы не сходите за ними?

Мальчик сидел, безостановочно массируя себе бедра и колени и покачиваясь от этого вперед — назад. Он был страшно бледен. Некоторое время он молчал, покусывая губу, затем проронил:

— Нет, я их потом возьму…

Он качался на стуле и словно впал в гипнотическое состояние, отгородившее его от окружающего мира.

— Вы знаете, что ваш отец арестован? — спросил его Уайклифф.

Холодные голубые глаза вспыхнули недобрым огнем.

— Он мне не отец.

— Не отец?

— Мой отец умер еще до моего рождения. Он был известным математиком. Этот человек — мой отчим.

— И вам давно это стало известно?

— Я всегда был уверен, что такой человек не может быть моим отцом. Он болван.

— Ладно. Ваш отчим собирается признаться в убийстве Джессики Добелл и Майкла Джордана.

Раскачивание прекратилось, но никакого ответа все же не последовало. Теперь юноша сидел неподвижно, глаза его смотрели в пространство.

— Как вы думаете, Джильс, ваш отчим виновен в этих преступлениях?

Мальчик сцепил руки и после некоторого молчания выдавил из себя:

— Он заслуживает страданий. Больше заслуживает, чем эти двое…

— Даже больше, чем Джессика Добелл? — спросила Люси Лэйн.

Голубые глаза уставились на Люси, и на лице Джильса мелькнула страшноватая улыбка:

— Ну так она ведь мертва…

Уайклифф про себя поразился тому, как быстро развилось у подростка такое болезненное состояние психики.

— А почему вы так сильно не любили Джессику?

Снова он принялся раскачиваться на стуле и грубо ответил:

— Она скотина! Животное! Однажды она захотела, чтобы я…

— Чтобы вы что? — уточнила Люси Лэйн. — И почему ей так захотелось?

— Не знаю.

— А вы ненавидите всех, кому нравится заниматься сексом, Джильс?

Этот вопрос был ему неприятен. Он переводил глаза с Уайклиффа на Люси и обратно, а потом только замотал головой и так ничего не ответил.

— А мне казалось, вам нравилась Джулия Гич? — заметил Уайклифф.

Впервые Джильс поднял голос. Он взвизгнул:

— Я не хочу о ней говорить! — он замахал руками так, словно отбивался от ударов. — Ее отец… Он называл меня… Нет, я не буду об этом говорить, не буду!

Люси Лэйн красноречиво посмотрела на Уайклиффа, словно вопрошая: «И долго мы еще будем с ним возиться?»

Конечно, с точки зрения здравого смысла, ее беспокойство было вполне оправданным, но Уайклифф имел, помимо правил следствия, еще и другие цели в этом разговоре. Затаив дыхание, Уайклифф спросил:

— А почему вы напали на Майкла Джордана?

Юноша затрясся так, словно из последних сил пытался удержать себя в руках, но ему все-таки удалось выговорить спокойно:

— Я не хотел причинять ему вреда…

— Но тогда почему?

Снова раскачивание — вперед-назад… Потом, чуть успокоившись, Джильс весьма трезвым голосом ответил:

— Я им загадал загадку, которую никто из них не смог бы разгадать… Я хотел посмотреть, что они станут делать. Как станут мучиться. А им следовало пострадать и заплатить за все…

— И викарию тоже?

— Он увидел меня на церковном дворе с сапожками той женщины… Я и не знал, он мне сам об этом рассказал. Он еще добавил, что я должен во всем признаться и вообще пойти в полицию… — ногтями Джильс прямо полосовал себе бедра и, вероятно, испытывал сильную боль. — Он мне угрожал. Посмел угрожать. Ему не стоило этого делать…

Долгую паузу, последовавшую за этим, прервал телефонный звонок, от которого все трое подскочили на месте. Люси поднялась и подошла к телефону. Разговор был кратким, и она почти сразу же вернулась в комнату.

— Это звонил мистер Кэри. Он говорит, что ждет вашу маму с раннего утра, а ее все нет.

Некоторое время казалось, что мальчик не слышал этого, а потом, словно очнувшись, он ровным голосом сказал:

— Она там, наверху…

Уайклифф сделал Люси знак оставаться, а сам ринулся вверх по лестнице.

Дверь в спальню Винтеров стояла нараспашку. Гардины на маленьком окне были задернуты, но света было достаточно, чтобы разглядеть темную фигуру женщины, лежащую на постели. Вблизи слышно стало ее неровное, неглубокое дыхание. Уайклифф рывком раздвинул гардины, впуская свет.