— Мотив известен?
— Если бы нам удалось установить мотив убийства, поймать преступника было бы куда легче.
Диалог с прессой продолжался примерно полчаса. Потом Уайклиффу удалось ускользнуть от дальнейших расспросов, и всего несколько минут спустя он уже ехал знакомым теперь маршрутом прочь от городка, вверх по склону холма, мимо ворот кемпинга и дальше — по дороге на Горран Хейвен. У поворота на проселок к Трегеллесу никаких указателей не было, и Уайклифф его едва не проскочил. Машина запрыгала на рытвинах и ухабах. Дом Мойлов выглядел заброшенным и полуразвалившимся. Отсюда уже было видно море — серебряная полоса в отдалении под ослепительно синим безоблачным небом.
Он припарковал машину перед бунгало Иннесов рядом с их «ситроеном». Как и прежде, входная дверь была распахнута настежь. Он постучал, но никто не отозвался. Показалась только изящная золотистого окраса охотничья собака, окинула его недовольным взглядом и удалилась. Уайклифф постучал еще раз и вскоре услышал звук колес инвалидного кресла Полли Иннес. Тут же она показалась из-за угла коридора, направляясь в его сторону. На ней была та же испачканная краской серая блуза, в которой он уже ее видел однажды.
— О, мистер Уайклифф!.. Куда это Тристан запропастился… Тристан! — выкрикнула она тоном капризным и раздраженным.
Ответа не последовало, но было слышно, как где-то в глубине дома в туалете спустили воду.
— Заходите, пожалуйста.
Хитрым маневром колеса своего кресла она ухитрилась открыть дверь в гостиную раньше, чем это смог сделать за нее Уайклифф.
— Присядьте пока… Тристан скоро придет. А меня прошу извинить — кое-какие дела в студии.
Уайклифф остался один в этой странной длинной комнате с мебелью темного дерева, немарких цветов драпировками «либерти» и многочисленными рядами книг в дорогих переплетах. Тут и там по небольшим нишам и полочкам сиял боками бело-голубой фарфор. Все сдержанно и неброско за исключением пестроватых индийских миниатюр на стенах.
Шаги в коридоре, и вошел Иннес. Он был до мрачности серьезен.
— Мы, конечно же, уже слышали печальные новости… Такая трагедия! Полли сама не своя.
Не успел он сесть, как в гостиную въехала в кресле его жена. Серый блузон она сменила на платье нефритового оттенка, которое только сильнее подчеркивало ее бледность. Уайклифф не мог не отметить про себя, что перед ним очень больная женщина.
Когда всякое движение в комнате прекратилось, Уайклифф сказал:
— Как мне доложили, в ночь со вторника на среду вы не видели и не слышали ничего необычного, это верно?
— Ничего.
— Простите меня за вопрос, но вы спите в одной спальне?
— Мы даже спим в одной постели, — сказал Иннес, и слова его прозвучали зло.
— Хорошо! — Из этого нельзя было заключить, что именно одобрил Уайклифф. — В таком случае пора перейти к делу.
Он открыл свой «дипломат» и достал карандашный набросок, найденный в комнате Хильды.
— Наверное, я должен пояснить, что вы сейчас выступаете в роли свидетеля и консультанта одновременно. Прежде всего, вы видели это раньше?
— Нет.
— Но мне казалось, что каждый историк искусств специализируется на своем периоде…
Иннес усмехнулся и перебил его:
— Вы совершенно правы. Мой конек — европейская живопись конца девятнадцатого века, и я не могу ничего не знать про Писсарро, если вы хотели спросить именно об этом.
— Угадали. Этот набросок был нами обнаружен в спальне Хильды. Она кнопкой прикрепила его к обратной стороне одного из выдвижных ящиков.
— Вот чудачка! А сами вы что об этом думаете? Быть может, это ученический этюд? Импрессионисты интересовали ее больше, чем другие старые мастера, но зачем прятать рисунок?
— Там было еще письмо. Посмотрите, оно датировано январем прошлого года.
— Примерно в это время она и зачастила к нам, — сказала Полли Иннес. — Ей хотелось выговориться, но мешала скованность. Она очень нервничала.
Иннес быстро пробежал глазами текст письма.
— Вот это да!
— Вам что-нибудь известно об этом?
— Абсолютно ничего. Как я вам уже говорил, Хильда никому не доверяла.
— Вы с ней когда-нибудь разговаривали о Писсарро?
— Не больше, чем о других импрессионистах. Понимаете, Хильда в живописи совсем не разбиралась, но быстро усваивала информацию — и это касалось всего, что ее интересовало. Она была замечательной девочкой, и тем печальнее все, что приключилось с ней.
Полли бросала взгляды поочередно то на мужа, то на сыщика. Было заметно, что разговор стал ей в тягость. Потом она вдруг сказала:
Читать дальше