Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

— Что именно?

— Английский и русский.

— И нашим и вашим, а? Вот это мне нравится.

— Да нет сэр, у нас выбора не было, приходилось делать что велят…

— Ты когда здесь последний раз гуляла? — прерывает меня Гектор.

— Вчера. Каждое утро здесь прохожу. Я…

— А я нет. Наверно, последний раз ходил здесь год назад. У меня же, знаешь, машина. Новехонький «фольксваген» мексиканской сборки, — говорит Гектор с гордостью.

— Не знала.

— Действительно, откуда тебе знать! — Он вздыхает. — За этот год тут многое изменилось. К худшему. На Кубе всегда все меняется к худшему.

— Да, сэр, — поддакиваю я и тут с ужасом соображаю, что сейчас он пустится излагать мне свою теорию.

— Вот именно. Положение для коренных кубинцев ухудшилось с приходом испанцев, потом ухудшилось с приходом янки, потом еще ухудшилось при диктаторах, потом ухудшилось при сержанте Батиста, потом ухудшилось при Фиделе. И вот увидишь, будет и далее ухудшаться при Рауле и венесуэльцах.

— А после Рауля? — осмеливаюсь я спросить.

— Это при майамистах-то? [11] Майамисты — кубинские эмигранты, политические противники существующего режима, осевшие в Майами. — Он глянул на меня, озорно блестя глазами, и вдруг сказал загадочно: — Об этом поговорим через минуту.

Идем вдоль парапета, приближаемся к повороту набережной у крепости. Вдалеке видны форт Сан-Карлос и трубы нефтеперерабатывающего завода, стоящего в бухте.

Ветер с берега относит дым к Флориде, лежащей в ста пятидесяти километрах к северу отсюда, за этими чистыми водами.

Гектор закуривает сигару, предлагает и мне. Я отказываюсь. Два лета работы на табачных плантациях в рядах организации юных пионеров напрочь избавили меня от желания курить кубинские сигары. Он усаживается на парапет.

— Садись рядом. — Он хлопает ладонью по камню.

Сажусь.

Докурив сигару и не удовлетворив потребность организма в никотине, Гектор лезет в карман поношенного кожаного пиджака за пачкой доминиканских сигарет. Предлагает и мне, на этот раз я не отказываюсь. Он подносит мне зажигалку. Затягиваюсь. Ага, вот оно что! Сигареты на самом деле американские. «Кэмел». Он носит американские сигареты в пачке из-под доминиканских.

— Знаешь о концепции duende, Меркадо?

— Это что-то вроде фламенко?

Он вздыхает и объясняет:

— Мой отец был на лекции, которую Лорка читал о duende здесь, в Гаване, в девятьсот тридцатом году. Duende — темная творческая энергия, противоположность духу муз. Этой энергии следует избегать, она ввергает человека в беду, Меркадо, убивает, как убила через несколько лет Лорку.

Я молча смотрю на него. Он вслушивается в свои мысли, хочет изложить связно:

— Скажи хоть, что знаешь, кто такой Лорка, детектив Меркадо.

— Конечно, знаю. Его фашисты убили.

— Да. Фашисты убили, — говорит он медленно, со значением произнося каждое слово.

Волны.

Чайки.

Гремит цепь о буек.

— У меня здесь есть собственность, — сообщает он наконец, указывая на ряд заброшенных домиков с заложенными кирпичом оконными проемами.

— Правда? — Я не смогла скрыть удивления.

— Да. Деньги, вложенные в землю. Лучше не бывает. У самого моря. Сейчас земля здесь и дерьма не стоит. Купил, можно сказать, даром. Но через пять лет вернутся янки…

— Думаете, янки будут тут через пять лет?

— Или около того. И зови меня Гектором, Меркадо. Зови меня Гектором.

— Есть, сэр.

Перед нами на берегу дети копошились среди железобетонных береговых сооружений, разглядывая дары, выброшенные морем; дальше по берегу в неярком свете начинающегося дня какой-то безрассудный тип сооружал плот из плавника и пластиковых пакетов. Почему-то я неотрывно следила за его движениями.

— Хочешь сегодня заполнить анкеты? Их много. Раньше тебе не доводилось этим заниматься? — спросил Гектор.

— Нет, сэр.

Мы посидели молча, вслушиваясь в шум прибоя. Бледное солнце поднималось над еще более бледным морем. На проезжей части Малекона появились первые машины.

Гектор прокашлялся и предупредил:

— Не собираюсь полемизировать с тобой, Меркадо. Я ведь тебя знаю. Знаю, что ты упрямая, знаю, что умная, знаю, что твой брат многим рисковал, но я тебе все-таки скажу. Если думаешь, что отвела мне глаза, очень ошибаешься. А не сможешь одурачить меня, не одурачишь и других в министерстве.

— Это вы о чем?

— Сколько ты уже у нас работаешь?

— С окончания колледжа. Пять лет.

— Я произвел тебя в детективы. Я тебя выдвинул. Я.