Олег Игнатьев - Самый длинный месяц

Едва он сел на указанный стул в ординаторской, как на его плечи тяжело легли лапищи санитара. Климов оглянулся: руки-то зачем? Но тот лишь подмигнул ему приятельски и радостно, и в этом подмигивании было что-то плутовское, если не сказать, дьявольское.

Санитар был тем амбалом, который чуть не перебил ему кадык.

— Не рыпайся, козел. Моргалы выпью…

Не успел он закончить свое увещевание, как вторая дверь открылась, и в ординаторскую заплыла курносая пампушка с крупной родинкой над левой бровью. Из бокового кармана ее просторного халата торчал врачебный молоточек. Вся она была величественной и серьезной.

Не дожидаясь, когда врач протиснется за стол, Климов подался вперед и торопливо, сбивчиво заговорил:

— Здравствуйте, доктор! Вышло странное недоразумение. Я Климов, из угрозыска…

— Он новенький, Сережа?

Пампушка посмотрела поверх Климова и вопросительно сомкнула губы. Услышав утвердительное «новенький», всезнающе кивнула:

— Говорите.

— Вот, — не зная, что еще сказать, пытался встретиться с ней взглядом Климов. — Я здесь лишний, понимаете? Случайный. Мне надо позвонить начальству, доложить…

— Как его фамилия, Сережа?

— Вечером был Левушкин, — зевая, выгавкал амбал.

— Сейчас поищем…

Она отперла ключиком ящик стола, вытащила из его утробы пачку серых папок, стала выбирать из них истории болезней.

— Левушкин… так-так…

— Я Климов!

— Не кричите. Документы у вас есть?

Климов сдержался.

— Я же объяснил: я лишний. Я работаю в угрозыске, преследовал людей, которые…

— Вот видите, — пампушка не дослушала и улыбнулась. — Документов нет, преследовал людей, а здесь, — она взяла из пачки тонкую историю болезни и потрясла ее перед собой, — читаю: Левушкин Владимир Александрович…

— Я Климов! Климов я! Юрий Васильевич… кстати, майор милиции.

— …Владимир Александрович… поступил в стационар два дня назад… так-так… в состоянии белой горячки…

— Да какой горячки, — заволновался он. — Я вообще не пью, да это и не я… Вы позвоните…

— Не перебивайте, — тон ее голоса предупреждающе похолодел. — Туг печатному не верим, не то что сказанному. Вчера вы чуть не разнесли приемный покой, отбиваясь от чертей, сегодня вы майор, преследуете граждан…

— Преступников.

— А вы их можете назвать?

— Пока что не имею права. Двое из них здесь работают, в больнице…

— Уж не мы ли с Сережей?

Пампушка хохотнула, и в голосе ее вновь зазвучало осуждение. — Себя не помните, Владимир Александрович, врагов каких-то ловите…

— Я Климов! Климов…

— Хорошо, я постараюсь вам помочь.

— Вот так бы и давно! Где телефон? Сейчас за мной приедут…

— Типичный бред, Сережа.

— …мое начальство, из милиции.

— И мания, и раздвоение, — многозначительно поддакнул санитар. — Пошел в разнос…

Их реплики могли взбесить и ангела.

— Да вы поймите…

— Понимаю, — умиротворяюще ответила пампушка и сдвинула истории болезней вбок, на край стола. — У вас процесс…

— Да ни на грамм! — он чуть не сплюнул. — Сейчас мой труп всюду ищут, а я здесь!

— Вот видите, Сережа, уже труп.

— Лабильный тип.

— Шизоидная деформация.

Климов затрясся.

— Да у вас под носом совершили преступление, и если бы не злая воля…

— Меньше надо пить.

— Да я не пью! Не пью! Черт вас возьми!

Необходимость оправдания бесила сейчас Климова больше всего.

Пампушка горестно вздохнула.

— Когда проспятся, все так говорят.

Климов обессиленно завел глаза под лоб:

— О Господи! Ну как вам доказать, что я не Левушкин? Не Левушкин я вовсе! Я к вам попал через чердак…

— Я слушаю.

— …сначала посмотрел в окно, увидел их…

— Кого?

— Да этих гадов!

— Продолжайте.

— Вы не верите?

Пампушка сострадательно кивнула головой.

— Верю, верю…

— Ну вот, я посмотрел в окно, сначала влез на дерево, потом поднялся по пожарной лестнице, но та, которую я должен был… Вы что так смотрите?

— Больны вы, Левушкин, и тяжело больны.

— А я вам говорю!

— Допустим.

— Я вам говорю, что эта женщина, которую я должен был сейчас допрашивать, опасна для людей! Она как ведьма! Хуже! Она приобщена…

— К чему?

— …к секретам черной магии!

— И потому?

— И потому неуязвима.

Пампушка покачала головой:

— Не женщина, а укротительница тигров.

— Чертей, — сострил амбал.

Почувствовав издевку, Климов вскинулся.

— Слушайте!

Вскочить ему не дал Сережа. Не отпуская климовские плечи, он навалился на него всей своей тяжестью и добродушно проворчал: