— А кто убирает у вас в кабинете?
— Санитарки.
Дальше можно было не уточнять. Если, не теряя времени, произвести у Шевкопляс обыск…
Повесив трубку, он заторопился к прокурору.
Мысль о том, что санитарка Шевкопляс могла воспользоваться ключами профессора во время его обхода больных, так прочно засела в голове Климова, что он сумел добиться прокурорской санкции на обыск. В самом деле, какие еще могут быть сомнения? Все и так предельно просто. Во всяком случае, опровергнуть доводы угрозыска прокуратура не смогла. Причем, Климов и словом не обмолвился о муже санитарки, в котором Легостаева узнала сына. Не стал излишне драматизировать события. Но каково же было его разочарование, когда, вопреки своим предположениям, он вышел из дома Шевкопляс с пустыми руками!
Он провел обыск по всем правилам искусства, перестучал все стены и полы, забрался на чердак, слазил в подвал, но, кроме пыли и столетней паутины, ничего не выискал.
Серые, сырые сумерки как нельзя лучше отвечали его настроению. Он был в замешательстве, но виду не показывал. Растерянный человек всегда жалок. А пожалеть себя хотелось.
Начавшийся за полночь дождь не утихал до утра, и всю ночь Климов лежал, уставясь в потолок и слушая ненастный шум мокропогодья. Жена, как в кокон, завернулась в одеяло с головой, и забытье ее было глубоким, безмятежно-кротким. А он не мог решить, с какого бока выйти на воров.
Утром, бреясь в ванной, Климов неожиданно припомнил, как заозирался муж Валентины Шевкопляс, когда рыдающая Легостаева воскликнула: «Сыночек!», и выключил электробритву. Ему показалось, что бармен озирался в своем доме точно так, как сам он озирался в доме Озадовского. И боль, какая боль была в его глазах! Словно что-то постоянно страшило его, и он безвольно поддавался тайному страху, заставляя себя растягивать слова, недоговаривать, молчать и озираться. И когда Елена Константиновна молитвенно шепнула: «Игоречек!», он так глянул на жену, словно в нем застонала, заворочалась давняя, придушенная временем тоска.
Климов медленно провел по подбородку, точно проверяя, гладко ли побрился, но думал совершенно об ином. Теперь он не сомневался, что в поведении бармена было что-то настораживающее. И во время обыска он тоже постоянно озирался, и эта его ничем не прикрытая растерянность, паузы при разговоре, даже перебивы в словах и перепады в интонации были исполнены определенного неведомого смысла. Но больше всего поразило поведение самой Шевкопляс. По сравнению с первым знакомством она была отнюдь не агрессивна, а наоборот, приветливо-мила, предупредительна, даже угодлива и, как показалось Климову, очаровательна…
Когда, в какой момент он ощутил это ее гнетущее очарование?
Поглаживал подбородок, он попытался вспомнить и не смог. Похоже, сразу же, как очутился в «зале». Вошел, представил понятых, показал ордер и… наткнулся на пронзительно-гипнотизирующий взгляд хозяйки. Если ему не изменяет память, взгляд этот изжогу — не изжогу, но неприятные ощущения под ложечкой у него вызвал. Ему даже почудилось, что он опять подспудно ощущает сложный запах табака и роз, хотя цветов в комнате не было.
Уткнувшись лбом в стену и закрыв глаза, Климов мысленно еще и еще раз, шаг за шагом проходил по дому Шевкопляс. Вот он подошел к их книжному шкафу с зеркальными стеклами, вот попросил открыть сервант, вот посмотрел на Валентину Шевкопляс и… с печальным восхищением подумал, что цвет ее волос, овал лица и прекрасная линия шеи говорили о том, что ее можно обожать, но только издали. Представив себя на месте ее мужа и теряя ощущение реальности, он вдруг почувствовал приступ безотчетной ревности к хозяйке дома… Она приближалась к нему в сиянии своей слепящей красоты… Раскрытые влажные губы, золотистые легкие волосы, прекрасный белый лоб и даже брови, выражающие как бы удивление тому, что и они прекрасны, всем своим трепетом, волнением и нежностью усиливали яркую живую прелесть ее глаз… гнетуще-властных и очаровательных. Он вспомнил, как ему неодолимо захотелось коснуться ее губ своими, и как он впервые пожалел, что не курит: желания подобной силы должны как-то компенсироваться. Чиркать спичкой и прикрывать лицо ладонями, вдыхая дым зажженной сигареты — чем не способ справиться с собой? На время пусть, на краткое мгновение…
Климов резко оторвался от стены и помотал головой. Действительно, с его рассудком что-то происходит… Надо будет посоветоваться с Озадовским, вдруг это последствия его гипноза, если не болезнь.
Читать дальше