Олег Игнатьев: Мертвый угол

Где-то далеко внизу осталась штольня, превращенная в подземный каземат, вентиляционный канал, заваленный камнями, ржавые рельсы, сваленные набок вагонетки, шахта подъемника, стальные тросы, лента роликового транспортера, перекрытия и балки крепежа, поручни, л есенки, и даже скалы Ястребиного Когтя, под толщей которых была жуткая дыра, всосавшая в себя, словно пушинку, «Медика»… Нет такого человека, который бы не получил того, что он хотел.

Обследовав рукой очередную расщелину и не обнаружив в ней ничего опасного для своей жизни, Климов поднялся еще на несколько метров, с трудом перевел дыхание и попытался немного расслабиться. Промокший и окоченевший, он не знал, откуда у него берутся силы, да ему и некогда было об этом думать. К вертолету надо было добраться затемно. Иначе его не подпустят и тогда его план не сработает. Любопытство не порок, но за него частенько лупят. Причем, больно. Климов это знал по собственному опыту.

Вжавшийся в расщелину под нависавшим над ним камнем, Климов хватал ртом воздух и восстанавливал дыхание, когда ему на голову посыпалась щебенка. Мелкая горная осыпь. Он инстинктивно замер. Превратился в слух. А сверху зажурчало. В ноздри ударил запах мочи, и Климов сцепил зубы. Его лопатке стало горячо.

Кто-то стоял на камне и справлял нужду.

Через несколько секунд чурюканье прервалось, и снова посыпался щебень. Скрипнул и посыпался, проваливаясь в темноту.

Климов понял, что находится у цели.

Осторожно обогнув каменный выступ, Климов облегченно вдохнул прохладный сырой воздух, отметил про себя, что дождь усилился, а снег уже почти что не срывался, похвалил себя за выдержку, присел на корточки и разглядел фигуру, уходящую в потемки. Это был рослый плечистый десантник с расслабленной пружинистой походкой. В таком же «камуфляже», как у Климова. На голове — кепка-афганка. В левой руке — автомат. На поясе — фляжка. Заметив ее округлый бок, Климов тщательно вымазал грязью лицо и пожалел, что у него нет сажи или жженой пробки. Тьма была абсолютной, но глаза того, кто имел на своем поясе фляжку, давно должны были привыкнуть к темноте.

Прячась за камнями и выступами, Климов осторожно настиг медленно шагавшего «десантника» и оглушил его прикладом автомата. Все произошло мгновенно. Без эмоций.

Подхватив тяжелое бесчувственное тело, Климов оттащил его за небольшой валун и забил рот «десантнику» кепкой-афганкой. Затем вытащил из его брючного кармана носовой платок и туго завязал лицо рослого парня. Брючным ремнем перетянул кисти его рук и снял с пояса фляжку. Как ни крути, а Климов почти сутки был без воды. Под укрытием валуна он отвинтил пробку, понюхал содержимое фляжки, ополоснул горлышко, брезгливо сморщился и сделал несколько глотков. Это был крепкий чай с лимоном. Вполне горячий, чтобы снять окоченелость. Переведя дыхание, он еще несколько раз хлебнул из фляжки и завинтил ее горлышко. Хватит. Иначе мышцы станут вялыми, сырыми.

Найдя у парня рацию, Климов пристегнул ее к поясу, вынул из чужих ножен клинок, располосовал комбинезон «десантника» и крепко привязал ноги в ботинках к стволу кривой осины, росшей подле валуна. Сунув клинок под камень, он подхватил чужой автомат и глянул на часы. Повернулся спиной к ветру и дождю и посмотрел на циферблат. Без четверти семь.

«Через час, от силы полтора, будет светло, совсем светло, — подумал Климов. — Истечет срок ультиматума и все. Зиновий нажмет кнопку».

Запечатленная в памяти схема горного разреза, да ощущение подъема, вот все, что заменяло Климову и компас и ориентир. Он знал, что должен двигаться на юго-восток, снизу вверх, как можно круче вверх, почти что вертикально, и чутье его не подвело. Появившийся охранник лучше всякого ориентира говорил о том, что вертолет с Зиновием поблизости.

Карабкаясь по крутизне, по мокрым от дождя камням, Климов представил свое изможденное бессонницей и жутким напряжением лицо со ссадинами и кровоподтеками, и горько усмехнулся. Кто любит дичь, не станет звездочетом.

Чувствуя, что дождь смывает с лица грязь, он снова тщательно намазался вязкой землей и вытер руки о комбинезон. Человек должен бояться. Он чужой этому миру. И об этом надо помнить. Постоянно, ежедневно и ежесекундно. Опасливые живучи. Поскольку смерть издревле лелеет, холит, обожает ротозеев. Она их просто зацеловывает.

Вымазав грязью лицо, Климов схватился за корни какого- то дерева, свисавшие над головой и, переступая с камня на камень, резко поскользнулся. На какое-то мгновение он потерял сознание, словно сорвался в бездну, в темноту, но уже в следующую секунду ноги обрели устойчивость. Только под ногами зашуршала мелкая осыпь. «Осторожно, — сам себе приказал Климов и вскарабкался на мокрую плиту известняка. — Я его вижу».