Олег Игнатьев - Мертвый угол

— Что с ними? — возбужденно двинулся навстречу Климову «Четвертый» и не разобрал ответ. — Что, что?

«Осел с копытом», — про себя подумал Климов и сделал вид, что падает:

— Ложись!

Реакция у «Четвертого» была отменной. Он упал, перекатился, вжался в землю. Стукнулся о камень лбом и больше не поднялся.

Климов аккуратно вытер нож.

Еще один не пожил на земле. Тот, кто считал, что он достоин иной жизни. «Сам вызвался на эту грязную работу», — перевернув убитого, мрачно подумал Климов и вызвал по рации старшего:

— Скорей, сюда! Леха приполз… в крови…

Увидев движущийся луч фонарика, Климов взял автомат за ствол, взвалил на себя тяжелое тело «Четвертого» и медленно, пошатываясь от усталости, пошел навстречу старшему. Поковылял, побрел, безвольно потащился.

— Вот, — глухо выкашлял он себе под ноги, когда увидел чужие ботинки и взметнувшийся луч фонаря. — Леха приполз… — и бережно уложил на спину мертвое тело.

Старший невольно наклонился, стал на колено, и страшный рубящий удар свалил его на землю. Автомат убитого полетел в сторону.

— Это вам за Федора и за Петра, — отер лицо от грязи Климов и, сунув один пистолет за пояс, а другой взяв в левую руку, подсел под труп старшего и напрямую пошел к вертолету.

«Если в вертолете есть кто-то еще, кроме пилота и Зиновия, — с пугающей медлительностью приближался он к железной стрекозе, — расколошмачу бензобаки и швырну гранату».

Как можно ниже склоняясь под ношей, чтоб скрыть свое лицо, он чувствовал, что две последних схватки начисто лишили его сил, вымотали до предела.

«Все-таки я сыщик, не убийца», — сказал сам себе Климов и уже на подходе к вертолету неожиданно увидел, как из кабины — один за одним — выпрыгнули еще двое охранников и стали по обе стороны двери. В ее проеме появился третий. Стал на ступеньку, но на землю не спустился. Все трое напряженно следили за Климовым. Сделав вид, что поудобнее перекладывает на плечах ношу, но выбрал для себя позицию и пожелал, чтоб все прошло успешно.

Грош цена опыту, если за ним не следует удача.

Иначе вновь придется напрягаться, прыгать и стрелять.

Сделав маленькую передышку, он еще медленнее потащился к вертолету. Шел и шатался под нелегкой ношей. А внутренне был четок и спокоен. Глаза смотрели прямо, ничего не выражали. Даже веко не дергалось. Взгляд был отсутствующим…

— Что случилось? — барственно спросил стоявший на ступеньке громила, и Климов узнал голос Плахотина, любимчика спортивного Ростова, того, кто харкнул много лет тому назад ему в лицо. «Ты, сука, хто?» А после Климова избили в душевой. С тех пор веко и дергалось, и в голове словно сорока стрекотала.

Затягивая паузу, Климов опустил труп к своим ногам, устало, сокрушенно наклонился, стал на колено, расстегнул на груди мокрую куртку, сделал вид, что слушает, стучит ли сердце, незаметно вытащил из кобуры старшего заранее взведенный пистолет и четко — упор на колено — выстрелил из двух стволов. Двинувшиеся было к нему охранники одномоментно отшатнулись, точно по глазам хлестнула ветка, и, схлопотав по новой пуле, рухнули навстречу.

Кубарем перелетев через труп старшего, Климов пружинисто вскочил и взял Плахотина на мушку.

— Здравствуй, Зюня.

Сзади него коротко рявкнул автомат, но он даже не дернулся: чей-то палец конвульсивно надавил на спуск. А судороги Климова не волновали. Он делал все автоматически, интуитивно уходя от смерти. Двадцать лет работы в «уголовке» развили дар предвидения.

— Здравствуй, — вальяжно произнес Плахотин, довольно быстро справившись с оцепенением. Высокомерие важной особы так из него и перло. — Я ждал тебя.

— Да что ты говоришь, — с издевкой сказал Климов и перевел один из пистолетов на пилота. — Сиди, и не шурши. — Тот сразу присмирел. — Кончай трепаться.

— В самом деле, ждал, — с серьезной ласковостью в тоне проворчал Плахотин. — Как только с «Медиком» связь прервалась.

— Выбрасывай взрыватель, — указывая подбородком на дистанционный пульт в руках Плахотина, прикрикнул Климов, хотя чувствовал, что своего он не добьется. Большой палец Зиновия строго лежал на кнопке.

— Даже не подумаю, — небрежно сказал Плахотин и, бравируя своей невозмутимостью, своим контролем ситуации, сел на ступеньку. — Это я потребую, чтоб ты выбросил пушку. Одно твое неловкое движение, твой выстрел или же упрямство, и я нажму, — он показал на пульт, — вот эту кнопку. И твоя совесть, Климов, будет плакать: тысяча невинных душ взлетит на воздух.