Олег Игнатьев - Мертвый угол

— Объясняю. Живет, к примеру, баба Фрося. Ей восемьдесят лет. Имеет домик, садик, сбереженьице.

— Какие там у бабы Фроси…

— Я к примеру.

— Ну, допустим. — Петр отодвинулся ближе к двери, чтоб чувствовать себя свободней. — Продолжай.

— Так вот. И есть у этой старенькой бабульки сердобольные наследнички, больно им смотреть, как мучается человек на склоне лет, и тяжко ей, и трудно ей, и охо-хо, как зажилась она на свете. Можно сказать, просится душа ее на небеси. Так отчего же не помочь родному человеку? И вот дают старушечке снотворное, подмешивают в чай, хороший, настоящий, только что из Сингапура, или из Малайзии, ну, в общем, самый лучший…

— Самый лучший чай из Кении, запомни.

— Ты откуда знаешь? — удивился Климов. — Покупал?

— Нет, угостил один. Вместе Афган ломали. Дома угощу.

— Ну, вот. Спасибо. Хорошо. Надо попробовать. Слушай сюда.

— Я слушаю.

— И пьет эта старушка чай, и мирно засыпает, окруженная заботой домочадцев, а ночью ей — подушку на лицо и прижимают. Дернется бедняжка раза два, царапнет воздух немощной рукой, а там, глядишь, и успокоилась.

— Но это же убийство! — уличающе воскликнул Петр, как будто Климов что-то от него скрывал. — Чистой воды убийство.

Климов усмехнулся.

— Кто это тебе сказал?

Петр от волнения ударил себя в лоб ладонью.

— Да ты сам подумай, ведь юрист, сам сыщик, а такое…

— Что «такое»? — медленно с растяжечкой переспросил Климов. — Кто это докажет?

— Экспертиза…

— А она после семидесяти не вскрывает. В поликлинике берется карточка усопшей, а там: во-о-от такой описок диагнозов: от ревматизма до цирроза, вместе с геморроем и склерозом. Родственнички вызовут врача, расплачутся, мол, как же они будут жить без родненькой бабулечки, да, жаловалась, да, на сердце, задыхалась, бедная, и «скорую» ей вызывали, уж незнамо сколько раз, и сами иногда кололи, приглашали медсестру, расходы, знаете, но ведь живого в гроб не заколотишь, господи, прости, чего не скажешь слова ради, в общем, доктор, как нам теперь быть? Куда везти? С чего начать? Ужасно все это, ужасно, похороны, кладбище, венки… Быть может, вы подскажете, какие нужно при себе иметь бумаги? Мы… мы просто в шоке — и глаза на мокром месте. А доктор им и говорит: «Не надо, мол, расстраиваться, человек пожил, пора и честь, как говорится, знать. Сейчас я вам спишу диагноз из ее амбулаторной карточки, тот, что встречается чаще всего в справках о причине смерти, ну, хотя бы, этот… тэк-с, тэк-с, тэк-с… А, вот он! Атеросклероз… обширный… генерализованный, приведший и так далее… И никаких проблем. Все шито-крыто. Дальше иди в ЗАГС, бери справку для кладбища, для гробовых дел мастера, и приглашай оркестр. Словом, идеальное убийство.

— Старика.

— Которому за семьдесят.

— И который болел.

— А, может быть, и не болел. Просто обращался в поликлинику. А там любому лапши на уши навешают, зайдешь здоровым, а уйдешь больным.

Петр засмеялся.

— Это верно. Во мне здоровья — на троих: одной рукой, ты знаешь мою руку, до сих пор двоих за шкирку поднимаю, а пристукну лбами — гуляй, Вася, ложись в гроб, а зашел однажды к терапевту, на права сдавал, когда купил вот эту тачку, — он похлопал по рулю, — гоняли по врачам, дело известное, а док и говорит: «Милейший, а у вас цирроз, пить — ни вот столечко, и не курить, и не…»

— Вот, вот… старик тот, может быть, и не болел, но карточка была, склероз поставили, вот и причина смерти. Ни волокиты, ничего… но желанию трудящихся. А в поликлинику не обращался, значит, был здоров, а здоровые не умирают, пусть им даже под сто лет, как нашей Ефросинье Александровне, а коль здоровые не умирают, но все же умерли, надо узнать причину смерти, а узнать причину можно лишь при вскрытии, на это есть медэкспертиза, а медэкспертиза говорит: после семидесяти не вскрываем! А вскрываем только по бумажке из милиции…

Петр почесал надбровье, шмыгнул носом.

— И как эта бумажка называется?

— Следственное направление. Труп такого-то (такой-то) направляется для судебно-медицинской экспертизы на предмет установления причины смерти гражданина или же гражданки имярек и все такое прочее…

— Значит, надо идти к Слакогузу.

— Его на месте нет, куда-то вызвали.

— А ты откуда знаешь?

Климов не стал рассказывать, как его выставил из кабинета Слакогуз, но о том, что «Мишке при мне звонили, и он выехал куда-то но звонку», кратенько поведал.

— Кого-то принимает, размещает, суетится.

— Любит начальство, и оно его, естественно, оценивает по заслугам, — съехидничал Петр и сказал, что увидел бы машину Слакогуза, если бы он проезжал в сторону дома.