Андрей Мягков - «Сивый мерин»

Торопливая дробь убегающих ног. Выстрел захлопнувшейся двери… Кораблёв сжал непонятно как оказавшуюся в руке телефонную трубку, набрал две цифры.

— Приезжайте срочно, человек умирает. Срочно!

Дальше — он устал удивляться — опять произошло непонятное: не было почечных гематом, открытых черепных ран, сотрясения мозга; не было переломанных рёбер, выбитых суставов. Ничего этого не было!

Он встал на ноги, прошёл в спальню, достал из платяного шкафа стерильную белую рубашку, светлые брюки, джинсовый пиджак. Ботинок и носок не нашёл, возвращаться в кухню не было сил. «Пусть будут тапочки, какая разница. Хорошо — не белые».

Телефонная трель испугала, нарушила равновесие — его качнуло, он ухватился за что-то, стиснув зубы, неимоверным усилием воли вернул стены, потолок, пол в прежнее положение. Нагнулся к тумбочке, вынул из «Зефира в шоколаде» несколько сотенных бумажек. В коридоре оглянулся: в кухне под острым углом по отношению к полу в безукоризненно чистых ботинках замерли ноги Сомова.

И в тот же миг щёлкнул затвор поляроида. Протяжный металлический всхлип вытолкнул глянцевый квадратик картона. Размытые, незнакомые, чёрно-белые лица… Ну же! Ну!!

Стоп.

Господи, конечно! Как же он тогда не узнал?

Свадьба. Их с Женькой свадьба. «Скорая помощь». Ватага студентов-медиков. Среди них — Нинка (именно в ту ночь он впервые оказался в этой квартире), а рядом с ней… Сомов. В «Славянском базаре» его лицо показалось знакомым, но память дала осечку. А сейчас. Значит Сомов и Нинка…

Его опять качнуло, на этот раз спасла ручка входной двери.

Значит Владимир Сомов и Нина Щукина…

Значит Нина и Сомов… Сомов и Щукина…

Какая-то мысль, сверкнув было обнадёживающим лучиком, забуксовала без всякой надежды на продвижение.

Он ступил на лестничную площадку, вцепился в холодную ржавчину перил. Пять этажей вниз. Десять маршей! Бездна! Лифта в доме нет — он это знает достоверно. Не осилить до смерти. Всё. Конец.

Но ведь и то, что с ним произошло в эти несколько дней (кстати — сколько?), реальностью не назовёшь.

Нечто бесшумное окутало его чернотой клети, подняло, остановив сердце, унесло в пустоту.

— Вам плохо? — Это он услышал, выходя из подъезда.

— Всё в порядке.

— Не скажете, двадцатая на пятом?

— На пятом.

Перед домом стояла легковая машина с красной полосой и крестом на боку. Водитель читал газету. Дима нагнулся.

— До центра не довезёте?

Тот откликнулся не сразу, дочитал абзац, сказал вяло:

— Пошёл на х…й.

Следующая машина была без креста, чёрного цвета.

— Мне в центр.

— Сколько?

— Как скажете.

— Пятьсот — не обижу?

Кораблёв затащил на заднее сиденье чужое сопротивляющееся тело, хлопнул дверцей и назвал адрес.

— Я до сих пор не могу опомниться, у него глубочайшее сотрясение мозга, почти не совместимое, не совместимое… — Она никак не решалась закончить фразу, — не совместимое, понимаете? Любое резкое движение может закончиться трагически.

Нина морщила нос и растягивала губы в стороны, издавая при этом звуки, похожие на сухой кашель. Если бы не сметённые немым вопросом с остановившимися зрачками глаза, можно было подумать, что она смеётся.

Мерин нашёл её без труда, новоявленный знакомый, почти друг (при расставании дело едва не дошло до объятий) Георгий Авдеич указал подъезд, в ЖЭКе выдали список жильцов. Девятнадцать квартир занимали многодетные семьи, в однокомнатной на пятом этаже была прописана одинокая молодая женщина Нина Ивановна Щукина. Понятно, Мерин начал с этой квартиры и не ошибся. (Хотя будь рядом Анатолий Борисович Трусс, он бы сказал: «Редкому детективу удаётся без долгих, мучительных раздумий найти столь безукоризненно верное решение. Нечеловеческая интуиция, граничащая с наитием, природная смекалка подсказали ему единственно верный путь и освободили от преступной в этих условиях траты времени на бесплодное хождение по этажам».)…

— Утром ещё он был без сознания. Я звонила с работы — никто не поднял трубку, и вдруг… Я теряюсь в догадках…

Они стояли в тесной прихожей Нининой квартиры. Сева понимал, что его вторжение незаконно и боялся потерять очередного свидетеля. Хозяйка, похоже, находилась в некоторой прострации или весьма искусно имитировала состояние близкое к обмороку.

— Когда он к вам… Он сам пришёл?

— Да. Я открыла — он лежит.

— Вы сказали — без сознания.

— Да, вчера. И сегодня.

— Когда это случилось?