Андрей Мягков - «Сивый мерин»

Замечательного актера Андрея Васильевича Мягкова большинство зрителей знают по двум фильмам: «Ирония судьбы, или С легким паром!» и «Служебный роман». Обе работы отмечены государственными наградами, а случайно оказавшийся в городе на Неве и там нашедший свое счастье доктор Лукашин из «Иронии судьбы» стал персонажем культовым и популярен до сих пор. Между тем кинокартин, где снимался Мягков, — несколько десятков. Больше пятидесяти, по подсчетам самого актера.

Спектаклей, в которых играл он и продолжает играть, еще больше. Сначала благодарные зрители аплодировали ему в «Современнике», потом во МХАТе, куда Мягков перешел в 1977 году. А вот роман пока один. Литературный роман актера. Талантливого человека, прожившего большую жизнь в искусстве, не умеющего играть (а теперь и писать) хотя бы с еле уловимой долей фальши.

Кинематограф, театральное действо проглядывают сквозь строки романа. Близко к сценарному построение текста, сжато и точно выписаны характеры. Действие развивается поразительно быстро, но без спешки, что дает возможность следить за приключениями героев этого «детектива».

Кавычки, в которые взято слово, обозначающее жанр… Уместны они? И да, и нет. К месту они потому, что детектив — верно найденная форма повествования. Чтобы держать читателя в напряжении. А не совсем к месту потому, что роман — не об очередной криминальной разборке в стиле «бандитских 90-х», не о переделе собственности, равной по масштабу России, и даже не о психологическом поединке умного и опытного следователя с умным и опытным преступником. Роман — «о времени и о себе». О том чудовищном историческом разломе, куда все мы попали и продолжаем попадать. Иными словами, это роман человека, наверняка знающего, что «о времени и о себе» — тема вечная и проблема тоже вечная. В искусстве, а уж тем более в русской литературе. Вот с этим знанием, с этим пониманием, с этой тревогой и высочайшей неоднозначностью и написана книга. Неоднозначностью в том смысле, что великий вопрос прошлого, настоящего и, видимо, будущего опять задан, но опять не отвечен.

И еще надо сказать о том, что вроде бы и не относится к «литературному дебюту» знаменитого актера. О том, что первую свою значительную роль в кино Андрей Мягков сыграл в «Братьях Карамазовых», поставленных выдающимся режиссером Пырьевым по роману Достоевского. Молодой Мягков сыграл в этом фильме Алешу Карамазова, человека юного и, пожалуй, самого сомневающегося, самого несчастного из братьев. И потом Мягков доносил до зрителей глубочайшие нравственные переживания многих и многих героев русской литературы.

Теперь значительная часть этого громадного опыта превратилась в роман. Какими неведомыми путями произошло это? Как мысли и чувства одного художника, преображаясь и многократно изменяясь, оказываются в поле зрения… то есть в поле душевной тревоги другого?

Пути эти бесконечно далеки от нас. И близки нам всегда.

Невероятно близки.

Владимир Вестер

Май 2006-го был необычно жарким. Синоптики утверждали, что такой весны не было с незапамятных времён. Термометр показывал 25 градусов в тени. Ещё в конце апреля выпал снег. Ночами подмораживало, тротуары, улицы, дворы превращались в сплошной каток, днём всё это не успевало оттаивать и лёд покрывался тонким слоем воды. Уборочный транспорт по обыкновению отдыхал — не ждали стихии, люди скользили, падали, ломали руки-ноги, машины двигались по улицам как в замедленной съёмке, бесконечные столкновения, клаксоны, ругань, пробки… Метеорологи во всём винили плохо управляемый циклон непредсказуемого охвата действия, который-де почему-то движется с севера, хотя по всем правилам метеонауки обязан заходить с юго-запада. По телевидению, прерывая праздничные передачи, с экстренными заявлениями выступал какой-то озабоченный предстоящими выборами демократ и тщательно подбирая слова заботился о дорогих москвичах: учил, как в гололёд вести себя на улицах, как помогать прохожим при первых признаках увечий: никаких, сами понимаете, дач, никаких загородных прогулок, не говоря уже о демонстрациях и прочих несанкционированных волеизъявлениях. Пусть себе коммунисты, коли приспичит. А мы — ни-ни. Только дома.

Это было 30-го.

А наутро глянувший в окна электорат не поверил своим глазам: от снега не осталось даже маленьких лужиц, тротуары исходили паром, как будто их полили кипятком, а на ветках деревьев пробивалась едва заметная зелень.