Андрей Мягков - «Сивый мерин»

— И ещё Всеволод Игоревич просёк, что она и Тутурова отравит, потому как он единственный свидетель — это раз, и от страсти своей никогда не отступится и рано или поздно убьёт Кораблёва — это два. А если уж Игорь Всеволодович сказал… тьфу, наоборот, — Всеволод Игоревич, если уж Всеволод Игоревич говорит — сто процентов, можно не сомневаться, потому — ИНТУИЦИЯ! Да, Сивый? Я не шучу, интуиция в нашем деле — это всё. И ещё — ПСИХОЛОГИЯ. Вот сильные стороны этой незаурядной натуры! Поэтому, Людмила Васильевна, — он поднял над головой свою пустую стопку, — за вашего внука, за Вольфа Мессинга!

Наступила неловкая пауза. Мерин ещё раз откашлялся.

— Людмила Васильевна, у вас, может быть, у вас ничего не может быть осталось?

— Ты о чём, Севочка?

— Оставь Людмилу Васильевну в покое, преступник! Если бы у меня была такая бабушка, которая хотела бы за меня выпить, да я хоть из-под земли, хоть из-под небес, хоть от чёрта в ступе… А он: «Людмила Васильевна, может быть, не может быть…». Мямля. Позор! — Трусс шумно поднялся, направился в прихожую. — Закрома должны ломиться на такой случай, предвидеть надо, ждать такого момента и хоть из-под кровати: вынь да положь, то есть — налей.

И поскольку никто его не останавливал, он, уже накидывая плащ, категорично заключил:

— И не останавливайте меня! Я ощущаю непреодолимую потребность смыть пятно неблагороднейшей неблагодарности с моего оступившегося коллеги и сделаю это. Яш, займи сотню.

— Я с тобой.

— Не надо, не обижай.

— Я сам схожу, сидите.

— А ты вообще молчи, инвалид простреленный. Прав Скорый — хуже уголовника.

— Подождите, мальчики. — Людмила Васильевна поняла, что больше медлить нельзя, ещё немного и подвыпившие работники уголовного розыска, если выйдут на улицу, могут загреметь в вытрезвитель. — Анатолий Борисович, вы мне не даёте слова, это несправедливо. А я всё время порываюсь сказать: если вы позволите мне покинуть ваше общество на пять-шесть секунд, то возникшая проблема может обернуться недоразумением.

Все трое как по команде вернулись в кухню и расселись по своим местам. Собрание повёл Трусс.

— Так, возникло предложение: разрешить примкнувшей к группе по расследованию тяжкого преступления Людмиле Васильевне Яблонской, с целью искоренения возникшей проблемы и трансформации её в некое недоразумение, разрешить последней на ничтожно короткое время покинуть зал заседаний. Какие будут предложения?

— Пусть расскажет биографию. — Это Яшин.

— Предложение не принимается ввиду возможности затягивания процесса ликвидации проблемы. Что нежелательно. Ещё предложения? Вопросы? Нет вопросов?

— Есть вопрос. — Мерин встал.

— Пожалуйста, Всеволод Игоревич. Только коротко, возникшая проблема даёт о себе знать нежелательным протрезвлением, как говорил классик — своевременно не выпитая очередная обессмысливает все предыдущие. Какой вопрос?

— Почему?!

Председательствующий не понял.

— Что «почему»?

— Вы просили коротко. — Мерин сел.

— Так. — Трусс прошёлся по кухне. — Вопрос носит явно провокационный характер и посему, ввиду своей некорректности, снимается с повестки. Все высказались? Переходим к голосованию. Кто за то? Единогласно! Всё-ё-о-о!!! Идите же уже, дорогая примкнувшая.

Он схватил Людмилу Васильевну под руку и почти вытолкал из кухни.

Так появился на столе знаменитый энзэшный графинчик.