— Тю-ю, Геннадий Ильич, он что, белены объелся? — выждав пока следователь скроется за кустами акации, прокомментировал Костенко.
— А он, Виктор Иванович, между прочим, прав. Пока мы здесь прохлаждаемся — дело стоит.
Эти слова Брызгалов произнёс с лёгкой иронией, как бы давая понять старлею: прав-то Анисимов прав, но и работа тоже — в лес не убежит. Затем обратился к сторожу:
— Николай… как вас, простите, по отчеству?
— Борисович, но… зачем это? Отчество-то?
— Так полагается, Николай Борисович. Вы же — свидетель… Место, где обнаружили тело, можете указать совершенно точно?
— А чего там делов-то. Могу, конечно… Его на мысу, на конце, в аккурат у старой ракиты вынесло. За "Поплавком" сто метров. Это значит — из бухты. Тех, которые с пляжа, тех Она если отдаёт, то до "Поплавка".
— Кто отдаёт? Не понял.
— Ну, это… Она… Речка. А тех, которые из бухты — тоже не всех. Только — если без груза. А которые с грузом — опять же, до "Поплавка".
Это наблюдение Курникова очень заинтересовало Геннадия Ильича.
— Погодите-ка, Николай Борисович, вы это знаете лично? Из своего опыта или — по слухам? Часто, знаете ли, бывает: что-то раза два или три случилось, а вокруг сразу слухи, легенды?
— Ну да — легенды! Ни х… не легенды! Я в сторожах-то с девяносто третьего, пока этот сучий потрох не прихватил, радикулит, а прежде почти пятнадцать годов был в спасателях. На нашем пляжУ. Всякого насмотрелся. У нас ведь каждое лето когда шестьдесят когда восемьдесят а когда и до ста утопленников. Тыщами ведь в жару купаются. Пляж-то почти три килОметра, а глянешь с вышки — яблоку негде упасть. Ну, вот и тонут. Особенно, если под этим делом. — Курников выразительно щёлкнул себя по горлу.
Разговорчивость Николая Борисовича мешала, суть дела терялась в массе ненужных подробностей и лирических отступлений, однако по долгому опыту Брызгалов прекрасно знал: людей, подобных Курникову, ни подгонять, ни перебивать нельзя — съёжатся, ощетинятся, замкнутся в раковину. Вдесятеро потом придётся потратить времени, да и то: кое-что из известного им наверняка останется при себе. Поэтому, махнув рукой на Гаврикова — чёрт с ним, пообижается да перестанет! — и стараясь не пропустить ни одной важной мелочи, майор предельно внимательно слушал излияния сторожа. Оказалось — не зря. Подробно расписав каких, куда и откуда река выносит утопленников, Курников вернулся к Сазонову:
— Этого-то, вчерашнего, с той с городской стороны бухты. Но точно — до дебаркадера. Если бы выше — попал бы в стрежень. И поминай, как звали. В разлив бы уволокло течением.
(Брызгалов не сразу понял, что разливом Николай Борисович называет водохранилище при построенной в пятидесятые годы плотине электростанции.)
— Всех, которые утопли выше дебаркадера, в разлив затягивает. Да и пониже — тоже бывает. Если — который толстый. Этот-то ваш худой — вот его и прибило к мысу. Но даже и он — тоже ведь зацепился за самый кончик. Я так рассуждаю: от дебаркадера близко — пятьдесят метров, не дальше. Если бы ниже — его бы как раз к самому "Поплавку".
— Николай Борисович! Вы в этом уверены? Что не дальше пятидесяти метров от дебаркадера?
"Бесценная Информация! Да если сторож не ошибается — ему можно не бутылку, ящик поставить "кристалловской" водки!", - параллельно заданному вопросу взорвалось в голове у Брызгалова.
— Почему — уверен… Речка же… А Она балует… Кого так и вовсе не отдаёт… Или в разлив утащит, или за что зацепит… Рыбам, значит, на корм… А этого вашего — полста метров от дебаркадера. Не дальше. Я почему так рассуждаю: в воде он не больше двух дён — в среду, значит, или в четверг… Нет, не в четверг — в среду. Он же мосластый, плотный. Если в четверг — его бы только сегодня… Опять же: мужик — не баба. Которая баба или мужик потолшше — тех Она отдаёт быстрей… Нет, вашего — точно у дебаркадера: эти два дня Речка не баловала. Полста метров, может, и будет, а больше никак нельзя. Тогда бы его не на мысу, а у самого "Поплавка". Он же сухой, костистый… Нет, голову я на сруб не дам — всё-таки Речка — но точно, у дебаркадера. Не дальше, чем в полста метрах.
Витиеватые рассуждения Курникова Геннадий Ильич "перевёл" для себя приблизительно так: исходя из своего более чем двадцатилетнего опыта, сторож на 99 процентов уверен, что тело Сазонова попало в воду не далее чем в пятидесяти метрах от дебаркадера. И в этом контексте курниковское "голову я на сруб не дам" соответствовало тому одному проценту, который всякий предусмотрительный человек "резервирует" в каких бы то ни было — самых, казалось бы, несомненных — прогнозах.
Читать дальше