Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

— Да нет, погоди. Сначала дождёмся сторожа. Да и Гаврикова — тоже надо дождаться. А пока, Юрий Викторович — по кружечке? Угощаю. Потому как, — по ситуации требовалась какая-нибудь непритязательная шутка, и Брызгалов быстро нашёлся, — народная многовековая мудрость гласит: "не дай себе засохнуть".

Ближайший пивной ларёк находился на набережной — в двух, трёх минутах ходьбы от ворот клиники. День был прохладным, скопления местной нетрезвой публики не наблюдалось, пиво, продавщица не обманула, действительно оказалось свежим. Нескольким крупными глотками уполовнив кружку, Геннадий Ильич вернулся к предположению, высказанному Анисимовым:

— Так, по-твоему, Юрий Викторович, убийца — не профессионал? И не связан с криминальными кругами? Однако хладнокровен, расчётлив, дерзок? Что ж… похоже на правду… да, гипотеза Андрея Степановича о спонтанном выстреле горит, что называется, синим пламенем. Хотя — убедительно. Если бы ты видел труп Бутова, там… на лесной полянке… Правда, я уже на следующий день стал сомневаться: всё-таки не та ситуация — чтобы спонтанно… Да-а, дельце… Сегодня уже пятый день — и ни одной стоящей зацепки… Разве что — убийство Сазонова… Если, конечно, из одного оружия… Как по-твоему, Юрий Викторович — нам в этом случае будет легче?

— Будто сам, Геннадий Ильич, не знаешь…

Анисимов отхлебнул из кружки, поставил её на прямоугольные перила железной ограды и, выдержав паузу, заговорил неожиданно сухим "официальным" голосом:

— Давай, Геннадий Ильич, определимся. Чтобы впредь — без обид. Меня, как ты знаешь, в помощники к тебе на это расследование определили только по настоятельной просьбе Зубова. Однако моих дел, — слово "моих" Анисимов произнёс с заметным нажимом, — никто с меня при этом не снял. И вооружённое ограбление обменного пункта никто за меня раскрывать не будет. Так вот, в том, чтобы убийцу Бутова побыстрее схватить за шкирку, я, можешь не сомневаться, заинтересован ничуть не меньше тебя. Поэтому факты, проверяемые версии, обоснованные гипотезы — в этом можешь на меня полагаться полностью. А вот от своих домыслов и фантазий, Геннадий Ильич, уволь. Методы у нас — оба ведь давно убедились! — совершенно разные.

С первого дня их совместной работы ожидаемый Брызгаловым "бунт на корабле" наконец-то произошёл. По ничтожному, казалось бы, поводу — он всего лишь позволил себе нечто само собой разумеющееся предложить Анисимову в форме вопроса, точнее даже, размышления вслух — но суть не в этом. В любом случае бунт был неизбежен — и он случился. И что любопытно: по сценарию, ехидно предсказанному полковником — у пивного ларька.

— Понял, Юрий Викторович, — голосом хоть и не столь официальным как у Анисимова, но тоже достаточно суховатым, допив пиво, ответил Брызгалов. — Будем считать, что определились. Конечно, разные взгляды — разные методы… А если бы они у нас были одинаковыми — то какого чёрта нам бы с тобой работать вместе? Ладно, Юрий Викторович — без обид. Сформулирую по-другому…

Но по-другому Геннадий Ильич не успел: из скверика, отделяющего набережную с пивным ларьком от улицы Литке, появился Костенко. В паре с низеньким, очень немолодым, загоревшим до черноты субъектом — в расстёгнутом пиджачке и полотняной "бейсбольной" кепочке.

— Ага, пока Костенко по нашим грёбаным "фазендам" месит грязь, начальство поправляется пивком! Вот, Коля, учись!

Издалека, шагов ещё за пятнадцать до Брызгалова с Анисимовым вместо приветствия возопил старший лейтенант. Обратившись сразу и к обоим следователям, и к своему спутнику. И продолжил — по мере приближения утишая голос:

— Сторож в морге мне вас голубчиков сдал с потрохами: на полчасика, говорит, пошли проветриться на набережную. Будто я не знаю это "проветриться"! Вот, познакомьтесь, Николай Курников, — подойдя вплотную, представил Костенко спутника. И сразу же, явно напрашиваясь на угощение, обратился к Брызгалову: — Как, Геннадий Ильич, пиво свежее? А то, будь они неладны эти сучьи "плантации", в горле совсем пересохло.

Майор достал из "загашника" — привычка что-то иметь в "загашнике" сохранилась у Брызгалова ещё со времён неудачной семейной жизни — пятидесятирублёвую купюру и протянул старлею: — Вот, Виктор Иванович, возьми четыре кружки.

— Мне хватит, — отказался Анисимов. — Спасибо, Геннадий Ильич, но я лучше пойду. В морг. А то, если приедет Гавриков и никого из нас не застанет — жутко обидится. Как некоторые, — уже перешагивая через низенькую ограду, слегка "укусил" Анисимов, — он не станет разыскивать по пивным ларькам.