Иван Черных - Роковой рейс

— А что вы скажете о втором пилоте? Почему он не полетел?

Техник снова пожал плечами.

— Прихворнул капитан. С кем не бывает.

— И частенько он у вас прихварывает?

— Что вы! Он мужик крепкий.

— Может, не хотел лететь в Китай? Устал?

— Вы плохо знаете наших лётчиков: их мёдом не корми, лишь бы летать.

— Ну-ну. — Полковник достал сигарету, закурил. Выпустив неторопливо струйку дыма, снова уставился в глаза техника. — А что вы думаете о катастрофе? Что могло произойти?

— Я думаю, без диверсии не обошлось, — ответил старший лейтенант без раздумий. — Отказать сразу три двигателя из-за неисправности не могли. Да и не только у нас падают. Вон в Америкке, в Италии…

— Оставим Америку и Италию. Вы сами утверждаете, что, кроме вас да экипажа, около самолёта никого не было, — возразил полковник.

— А вот тут закавыка, — окончательно успокоился техник и заговорил более уверенно. — Ночь была тёмная, дождь со снегом… Всякое могло быть. Только вот я ума не приложу, где можно было спрятать мину, чтобы вывести из строя сразу три двигателя.

— Вот тут-то и закавыка, — согласился полковник. — А как второй пилот насчет… — Полковник щёлкнул себя по горлу.

Парамонов помотал головой.

— Нормальный мужик. Порядок знает.

— Хорошо, можете быть свободны.

«Да, закавыка, — мысленно повторил Возницкий необычное словечко техника. — Если дело действительно в керосине, выходит, что только второй пилот последним соприкасался с топливными баками. Да и не мог реактив накануне или даже ночью попасть в баки — кристаллизация началась бы раньше, и кристаллы забили бы топливные фильтры при запуске двигателей… Рискнуть диверсанту пойти ночью на аэродром — тоже вызывает сомнение… И залить реактив в топливные баки голыми руками не так-то просто — не тащил же он с собой насос… А второй пилот не полетел. Давление, видите ли… Почему вел он себя так вызывающе дерзко? Слишком высокого о себе мнения?.. Мог, конечно, и компьютер дать сбой, но инженеры утверждают, что отключить сразу три двигателя он не мог… Вот и думай, ломай голову, что там произошло. А тут еще не вовремя Гайвороненко заболел, и „рентген“ его, похоже, ничего не высвечивает. А от того, как ты, полковник Возницкий, справишься с этим делом, зависит твоя карьера, светят тебе генеральские звёзды или в полковничьих погонах ходить…» Полковник посмотрел на часы. Без пятнадцати восемь. Надо поторопиться на ужин, иначе столовая закроется, а в гостинице нет даже буфета…

Холодная безвкусная котлета и мутный, пахнущий банным веником чай окончательно испортили ему настроение. Вспомнил о врачихе, так и не соизволившей доложить ему об анализе крови Кленова, хотел тут же, из столовой, позвонить ей домой, отчитать, но около телефона постоянно маячили официантки. Решил потерпеть до гостиницы, позвонит после доклада о своих безуспешных исканий генералу.

Гайвороненко лежал в постели, укутавшись двумя одеялами, но не спал, поджидал своего помощника и заместителя.

— Как самочувствие? — первым делом справился Возницкий.

— Как у бодливого козла, которому рога скрутили. Трещит голова. Вот наглотался таблеток — спасибо Тамара Михайловна принесла, — потею, а толку мало… Как у тебя?

— Похвалиться пока нечем. Все больше прихожу к мнению, что «Руслан» упал из-за диверсии. А последний, кто имел дело с топливом, — второй пилот. Ко всему, почему-то не полетел. Если бы реактив залили в баки раньше, скажем, ночью, двигатели забарахлили бы при запуске.

— Не обязательно, — возразил генерал. — Реактив мог медленно вступать в реакцию с керосином; кристаллы образовались через несколько часов. Кстати, о втором пилоте. Тамара Михайловна принесла мне анализ его крови. Можешь посмотреть, — кивнул Гайвороненко на тумбочку, где лежал листок. — У него повышенный лейкоцитоз. Подхватил где-то инфекцию. — Прокашлялся и продолжил: — Закажи мне на завтра машину. Надо съездить еще к месту катастрофы, на аэродром, побеседовать с часовыми, которые несли в ту ночь службу. В восемь соберемся у меня и обсудим предстоящие задачи. Утро вечера, как говорят, мудренее. А сейчас, извини, хреново себя чувствую. Спокойной ночи. — И укутался одеялами почти с головой.

Возницкому ничего не оставалось, как тоже лечь в постель.

Ночью Возницкий спал плохо, и, когда просыпался, мысли его снова и снова возвращались к катастрофе. Его версию о виновности второго пилота Гайвороненко, похоже, всерьёз не принял. А эта старая лиса знает что делает, и, видимо, у него есть что-то другое на примете. Что? — пытался разгадать полковник… Решил еще раз съездить на место катастрофы. Но что там можно увидеть, когда все засыпано снегом?.. Ещё раз побеседовать с часовыми… Да они, если и спали на посту в ту ночь, никогда не сознаются… Мудрит старик или в самом деле нашёл какую-то зацепку?