Иван Черных - Роковой рейс

Полковнику Возницкому, наоборот, капитан-красавец не понравился: держится слишком уверенно, его лаконичные ответы свидетельствуют о том, что второй пилот заранее готовился к допросу. Едва закрылась дверь за генералом, Возницкий задал свой давно вертевшийся на языке вопрос:

— А как так получилось, что вы не полетели с экипажем?

Лицо капитана загорелось, как от пощечины. Он глянул в глаза полковника скорее оскорбленно, чем обиженно. Ответил не сразу, покатав на скулах желваки:

— Вам лучше об этом справиться у нашей докторши, Тамары Михайловны.

— Я вас спрашиваю! — повысил голос полковник. — И не учите батьку щи варить… Так почему вы не полетели?

— Потому что врач отстранила за повышенное давление крови.

— А от чего оно у вас повысилось? Пьянство вали накануне?

Кленов по тону полковника понял, что, если признаться честно, как он намеревался сделать, когда шёл сюда, лётной работы ему не видать, как своих ушей: вон уже и его личное дело затребовал — лежит перед ним. Ко всему, Возницкий своим первым вопросом так взвинтил его, что Геннадий еле сдерживался, чтобы не ответить грубостью.

— Зачем же так сразу, товарищ полковник? — сказал с легкой усмешкой. — Я тоже могу ответить: каждый судит о других в меру своей испорченности.

— Что?! — Полковник подскочил в кресле. — Что вы сказали?

— А вот кричать на меня не следует. Я не в денщиках у вас служу. Да и денщиком не позволил бы.

Полковник от неожиданности и возмущения лишь пошевелил губами, не находя ответа. Наконец взял себя в руки.

— Может, вы старинных дворянских кровей и прикажете величать вас вашим благородием? Или папа служит у вас советником президента? — перешёл и полковник на насмешливо-издевательский тон.

— Нет, величать меня благородием не стоит, я пролетарских кровей. И советником президента папа не служит. Но я, как и вы, офицер Российской армии и прошу разговаривать со мной как с офицером. Вас интересует что-то ещё о катастрофе, спрашивайте, а унижать себя я не позволю.

— Скажите, шишка на ровном месте. — Полковник снова сел в кресло. — Офицер… Не забывай, всего лишь капитан. И ты не ответил мне: почему оказался не с экипажем? — перешел Возницкий на «ты». — Знаешь, на какую мысль это наводит?

— Судя по вашей эрудиции, догадываюсь: экипаж погиб, а второй пилот оказался жив; кто же ещё, кроме него, мог подложить мину?

— Правильно соображаешь, — согласился полковник. — Есть и другие, более веские причины подозревать тебя. Так что на твоем месте не ерепениться надо, а доказать свою невиновность.

— Вы уже и обвинение приготовили? — Капитан насмешливым взглядом окинул высокую фигуру полковника с ног до головы. — Это не вас случайно рентгеном прозвали? Если да, то в вашем аппарате, несомненно, где-то замкнуло. Хотя нет, вы все правильно рассудили: генерал болен и стар, ему нужна замена. И как еще проявить себя, если не быстро найти преступника. Но на мне вы лампасы не заработаете.

Он угодил в точку: полковник побагровел, вдохнул побольше воздуха, словно собираясь хлестнуть обидчика наотмашь. Не сказал, а прошипел:

— Ты, сопля зеленая, еще не представляешь, какое произойдёт у тебя замыкание, когда тебе и в самом деле предъявят обвинение.

Кленов ещё раз окинул полковника пренебрежительным взглядом с ног до головы, встал и спокойным шагом направился к двери.

— Вернитесь, капитан! — рявкнул Возницкий.

— Да пошёл ты… — Второй пилот даже не обернулся.

Кленов вышел из штаба таким взбешенным, что бесцельно побрел по улице гарнизона, не зная куда и зачем, не замечая прохожих. Остановился лишь у проходной аэродрома с пустующей будкой, где ещё года два назад постоянно маячил часовой. Теперь ни часового, ни иной души на аэродроме, словно с катастрофой «Руслана» вымерло всё.

Уже изрядно стемнело, и на нижнем этаже командно-диспетчерского пункта, где располагалась метеостанция, в окнах горел свет.

Зачем он пришёл сюда? Наверное, чтобы увидеть кого-нибудь на КДП из друзей-летчиков и рассказать им о нелепых подозрениях полковника. И что из того? Посочувствуют, повозмущаются, а кое-кто и вправду может подумать: «А почему ты не полетел?» Он как предчувствовал, что такое может случиться, рвался в полет. Уж лучше погибнуть, чем считаться диверсантом, погубившим своих товарищей.

Он повернулся и побрел обратно. Никого не хотелось видеть. Что-то надо предпринять, доказать свою невиновность. Но как, чем? Пойти к Тамаре Михайловне, ведь это она настояла на отстранении его от полета. А сегодня измеряла у него давление с плотно стиснутыми губами, сердитая и взвинченная, будто и в самом деле он в чем-то виноват. Заставила сдать кровь на анализ.