Буало-Нарсежак - Шусс

— Что ты там грызешь?

— Леденец. Когда нервничаю, не могу удержаться, ты же знаешь.

От чего она действительно не может удержаться, так это от бесконечной болтовни с кем-нибудь. Сидит, откинувшись на подушки, пачка сигарет «Стюивезан» и зажигалка — слева, мешочек с конфетами и пепельница — справа, очередная жертва — на другом конце провода. Франсуаза Дебель, Люсьена Фавр или кто-нибудь другой. Сегодня вечером я. Она рассказывает в подробностях, что случилось за день, все время спрашивая: «Ты слушаешь?», чтобы убедиться, что я не заснул.

— Если вы все согласитесь, надо будет принять кучу решений. У меня голова идет кругом. Провернуть такое дело! Если ошибемся, крышка. Зато если выиграем, сорвем неслабый куш.

Иногда, не в обычных разговорах, а только в самых интимных, чувствую, сейчас к нему дело и идет, Берта употребляет словечки из обихода Эвелины,

— Знаешь, Жорж, это будет мой последний бой.

— Ну ты скажешь, — говорю я вежливо.

— Да, да. Фабрика не предназначена для выпуска больших серий. Встанет вопрос о цене. Она должна быть конкурентоспособной, у меня кое-какие цифры перед глазами. Партия еще не выиграна.

— Мы рядом, чтобы тебе помочь.

— Да, я рассчитываю на вас, у меня уже нет прежней энергии. Все стало слишком сложным: банки, реклама, требования персонала… Бывают моменты, когда мне хочется выйти из игры. Понимаешь, если я продам фабрику, это будет блестящая сделка, а потом мы заживем вдвоем в свое удовольствие. Ты тоже все продашь, и мы наконец сможем поселиться где-нибудь подальше от снега. Скажем, в Пор-Гримо, почему бы и нет? Ты меня слушаешь?

— Но сначала надо запустить новые лыжи «комбаз».

— Я тебе надоела? Знаю, что ты сейчас думаешь: «Берта не из тех женщин, которые упускают свое, она слишком любит власть и деньги»… Такие слова Эвелина бросает мне в лицо при каждом удобном случае. Но это меня не смущает. Хорошо, иди спать, поговорим завтра, в Изола. Лангонь привезет все необходимое. Постарайся быть там к одиннадцати часам. Доброй ночи, мой милый Жорж. Какая погода в Пор-Гримо?

— Идеальная.

— Врунишка, сам не знаешь, что говоришь. Но я тебя все равно люблю.

Она кладет трубку, я тоже. У нее мания распоряжаться всеми, и прежде всего мной. Я должен сварить немного кофе. Видишь, Поль, я записываю, все записываю. Могу записать, что я зол. Но ты сказал: «Плевать на состояния души». Пошла она к черту, вместе с этими несчастными лыжами. Но все равно на сердце у меня тяжело. «Ты тоже все продашь!» Конечно, ей не важно, хочу ли я этого или нет. Продолжу завтра. В конце концов, это выворачивание наизнанку даже забавно.

…Снова наступает день. Он для меня как узенькая тропинка на обрывистом склоне, ведущая в никуда. И так каждое утро. Пока я петляю по дороге на Изола, Эвелина… Кто знает, может быть, как раз сейчас она просыпается в объятиях какого-нибудь приятеля. Для нее все приятели, кроме меня! Массомбр не может следовать за ней повсюду, смешно об этом думать. Я ревную Эвелину, а Берта ревнует меня. Она не перестает себя спрашивать, почему я увиливаю каждый раз, когда речь заходит о нашем общем будущем. Марез, ее бывший муж, запил единственно для того, чтобы досадить Берте, потому что ему никак не удавалось отделаться от нее. А Лангонь! О нем особый разговор, он ревнует всех к своим лыжам. Не надо лезть в его дела, он повсюду видит предателей, готовых украсть его изобретение. Говоря по правде, мы похожи на клубок змей, заползших на зимнюю спячку в теплую навозную кучу. Все меня раздражает с того самого момента, когда я сбрасывал с себя оцепенение сна. Бритва сдирала кожу, у кофе был привкус цикуты. «Пежо» издевался надо мной, отказываясь заводиться с первого раза. Мадам Гиярдо, моя гувернантка, стражница, душа дома, забыла вовремя прийти. Надо будет позвонить ей из Изола и сказать, что я приеду через неделю.

Но почему Изола? Задаю себе этот вопрос снова и снова. Разве в окрестностях Гренобля мало мест, где мы могли бы без огласки испытать эти замечательные лыжи? Идея принадлежит Лангоню или мне? Не помню, наверное, мне. Я не учел, что в декабре дороги не из самых легких, и в Изола еще мало снега. Меня одолевают мрачные мысли, лучше послушать радио. Занавес. Театр моего подсознания объявляет: «Сегодня спектакля нет».

В Изола меня ждут с нетерпением. Берта выходит навстречу. Меховая шапочка, меховое манто, охотничьи сапожки. Нос замерз, изо рта вырывается облачко пара.

— Все прошло благополучно?

— Что?