Анна Малышева - Суфлер

– Голубушка! – В голосе Маякиной появились заискивающие нотки. – Не стала бы вас отрывать от дела, я же знаю, это нехорошо, но надо, вот как надо! Да и вам новое знакомство может быть полезно. Короче, недалеко от вас, в районе Смоленской, живет моя подруга старая, некая Елена Вячеславовна. Она сейчас хворает, а должна была передать мне кое-что, мы уж сколько времени тому назад договаривались… Так не будете ли вы так любезны съездить или пешочком сходить к ней и забрать для меня пакет? Сразу скажу, не буду интриговать – там осетровый клей. Ну, вы реставратор, вам известно, на что он потребен. Холсты проклеивать, с грунтами колдовать, левкас наводить. Отличный клей, высшей очистки, такой всю осень в Москве было невозможно купить, вы, наверное, в курсе? А у нее завалялся еще со старых времен. Сашенька, вы слушаете меня?

– Да. – Александра едва разомкнула рот. Губы словно слиплись. – Слушаю…

– А мне как раз очень нужно! То есть художнику одному знакомому, прямо зарез без этого клея. Он пробовал заменить кроликовым, его-то полно, да и намного дешевле. Но это себя не оправдало, хотя кто-то говорит, что разницы мало.

– Я тоже предпочитаю проклеивать холст на осетровый клей, – ответила Александра. – И вообще, если можно взять хороший материал или лучший, всегда беру лучший, сколько бы ни стоило.

– Ну вот и я о том же! – обрадовалась Маякина. – Сделаете? Сходите? Можете хоть сейчас, лишь бы побыстрее. А она уж предупреждена, что я кого-нибудь пришлю, не удивится.

– Елена…

– Вячеславовна, – подхватила собеседница. – Адрес такой…

И художница без всякого удивления услышала название переулка, в котором только что побывала. Маякина повторила адрес два раза, затем осведомилась, как скоро Александра сможет туда наведаться?

– Я б не торопила, но человек ждет.

– Я сделаю все сегодня же, – пообещала художница и, чувствуя все усиливающуюся слабость, спросила: – А вы обещали Елене Вячеславовне, что приду именно я? Или мог прийти кто угодно?

– Вы или кто-то другой, какая ей разница? – удивленно ответила Маякина. – У вас голос странный. Все в порядке?

– Я простудилась, кажется.

– Вот жалость-то! Ну, что ж поделать, сейчас многие хворают… – вздохнула Маякина, никогда не упускавшая случая посочувствовать. – А Эрдель, слышали уже?

– Умер? – шепнула Александра.

Собеседница, обладавшая острым слухом, все же разобрала слово, произнесенное еле слышно, и разочарованно протянула:

– Знаете уже? От кого? Я сама только что узнала, мне позвонила его жена.

– Я не знала. Догадалась.

– Что за зима, Бог мой! – после паузы заметила Маякина. – Воронов так внезапно скончался, а какой здоровенный был мужик! Сейчас вот Эрдель. Вы ведь с ним дружили, кажется? Соболезную… Ну так смотрите, зайдите к Елене Вячеславовне, у нее же, кстати, и вещички кое-какие дома имеются, вам будет любопытно. Вечером созвонимся.

И Александра должна была повторить, что обязательно выполнит поручение сегодня.

– Я немедленно туда отправлюсь, – добавила она вдруг отвердевшим голосом, оглядывая заснеженный двор, безлюдный и тихий, будто зачарованный. – Тем более это правда совсем недалеко от меня. В двух шагах буквально.

У нее стучало в висках, голова горела, но мысли не путались, наступило удивительное прояснение. Словно кто-то зачерпнул горсть свежевыпавшего снега и начисто протер замутненное стекло, заслонявшее от нее действительность. Спустившись со ступеньки крыльца, она в последний раз взглянула на дверь.

«Случайности закончились, – сказала себе женщина, оттягивая тяжелую дверь подъезда, пересекая площадку и снова оказываясь в переулке. – Таких совпадений не бывает. Квартира в том же доме, что была у покойной Софьи. Тихонова – в старых знакомых. Маякины, получается, из той самой семьи, которую навещал когда-то Эрдель, покупая книги?»

Бредя обратной дорогой, сворачивая за угол, она все замедляла шаг. Серый дом притягивал ее взгляд и одновременно отвращал. Один его вид вызывал сильное желание бежать… Но все же она шла вперед, заставляя себя не думать о самом ужасном – о смерти Эрделя, о своей непонятной миссии во всей этой истории. Мысли, которые Александра гнала прочь, упорно возвращались, неся с собой темный страх, которым была с недавних пор отравлена вся ее жизнь. «Ведь я могла бы сказать Маякиной “нет”, не вдаваясь в объяснения!» Она нащупала ключ, лежащий в кармане куртки, ключ от запертой комнаты Валерия, и стиснула его в кулаке.