Анна Малышева - Саломея

Ключ не сразу вошел в замочную скважину. Женщина спешила, нервничала, у нее подрагивали руки. Справившись наконец с тугим незнакомым замком, она приотворила дверь и в последний раз бросила настороженный взгляд на пустую лестничную площадку. Впрочем, подсматривать было некому. Дверь на последнем, девятом этаже, имелась всего одна. Ту, что располагалась напротив, соседи замуровали, когда делали большой ремонт. Их квартира – особой, элитной планировки – имела выход также в следующий подъезд, и они почему-то решили ограничиться им. Эти подробности Михаил сообщил сразу, как только женщина усомнилась, не будут ли за ними следить излишне любопытные соседи.

– А даже если бы кто-то и увидел нас, – мужчина улыбался, пытаясь все обратить в шутку, хотя было видно, что он уязвлен ее нерешительностью, – что тут такого? Теперь не Средние века, в Москве неверных жен живьем в землю не закапывают! Чего ты боишься?

Тогда Елена очень хотела поспорить с ним, доказывая, что причин для опасений множество, но сдержалась, решив, что все они касаются только ее, и делиться ими с человеком, который все еще не был ей очень близок, не стоит. Укололо и то, что Михаил так уверенно заранее на– звал ее неверной женой, хотя пока она мужу не изменила. Он как будто праздновал победу, не сомневаясь в своей власти над женщиной, которая до сих пор ему не принадлежала. «Но ведь мы с ним взрослые люди, и когда мужчина дает женщине ключ от квартиры, где они условились впервые встретиться наедине, оба понимают, чем все закончится. Особенно если муж этой женщины на несколько дней уехал в командировку…»

Все очень походило на анекдот, слагаемые банальной супружеской измены были налицо, но Елена не могла заставить себя даже улыбнуться, увидеть в этой ситуации смешную сторону. Ей в самом деле было страшно, и ключ она приняла только после долгих колебаний… Но в тот миг, когда сжала его в кулаке, крепко, так что скрипнула кожа новенькой перчатки, поняла – на свидание придет обязательно.

И вот Елена стояла на пороге квартиры, чутко прислушиваясь к тишине, царившей на лестнице, – удивительной тишине, даже если учесть, что в это время все взрослые обитатели дома должны быть на работе. «Но ведь есть еще маленькие дети, их матери, бабушки и дедушки, собаки, с которыми надо гулять, и бог знает кто еще! А здесь так тихо, будто все вымерло. Хоть бы музыка послышалась где-то или дрель, на худой конец…»

Елена выругала себя за излишнюю мнительность и переступила наконец порог квартиры. Закрыла дверь и с трудом удержалась от желания припасть ухом к косяку и снова прислушаться. «Так можно с ума сойти! Не думаю ведь я, что Руслан за мной следит!»

Она и правда не подозревала мужа в слежке, больше того – пришла к убеждению, что от него вообще ускользнули перемены в ее настроении. Он был так поглощен работой, что женщине становилось жутко, когда поздно вечером, за ужином, она встречала его остекленевший, невыразительный взгляд, взгляд смертельно уставшего человека. Елена торопливо спрашивала, нравится ли ему еда, муж изумленно опускал глаза в тарелку, будто впервые обнаружив, что на ней имеется что-то, кроме узоров, и кивал: «Да, хорошо, прости, задумался…» После ужина он неохотно тащился в душ, вернувшись, падал на постель и полчаса все тем же остекленевшим взглядом смотрел в экран телевизора. Это было единственное время, когда они могли бы общаться, но, зная, как он устал, Елена никогда к нему не присоединялась, ни о чем не расспрашивала. Засыпал Руслан незаметно – для себя и для нее. Просто в какой-то момент, заглянув в спальню, Елена слышала прерывистый, свистящий, тоже будто замученный храп и выключала телевизор.

Все это с маниакальной точностью, из вечера в вечер, повторялось последние несколько лет. У Елены появилось и уже не исчезало ощущение, что она мужу попросту не нужна. Руслан каждый раз как будто удивлялся, выходя из своего вечернего ступора и натыкаясь на нее взглядом, и в этом удивлении совсем не было радости. «Рядом с ним могла быть любая другая женщина, и он бы не протестовал… – Такие крамольные мысли не раз приходили ей в голову, в те тягостные вечера, когда они с мужем едва обменивались парой слов. – Приносил бы ей деньги, бормотал что-то при встрече вечером и на прощание, по утрам…» Единственной темой, на которую они с мужем продолжали разговаривать более или менее связно, был сын, девятилетний Артем.