Анна Малышева - Саломея

Он придвинулся к женщине, лицом к лицу, так, что Елену обдало его горячее, пахнущее коньяком дыхание:

– Это была классическая обманка! Они вовсе не затирали чьи-то там отпечатки пальцев, нет! Они просто пытались скрыть, что несчастный профессор той ночью в квартире у Киры не был! Он же не бесплотный дух, должен был оставить отпечатки в комнате, но их – не было! Разве что остались какие-то древние, затертые, запыленные, но они в расчет идти не могли, нужны были свежие… И тогда, чтобы заморочить мне голову, преступник решил уничтожить любые следы человеческого присутствия в комнате. На самом деле прятал он – пустоту. А это, скажу я вам, дело ювелирной сложности и не каждому по силам. Ванную он нам «подарил» во всей неприкосновенности, чтобы было кого сажать – ясно же, что при таком дефиците отпечатков мы будем рады любым… А в себе он был уверен и прятать ему было нечего. После действительно подтвердилось, что сестры орудовали в квартире Киры и прибирались в резиновых перчатках. – Внезапно он раскинул руки, будто собираясь обнять нечто огромное, и молодецки потянувшись, воскликнул:

– Гора с плеч, говорю вам, гора! Жаль, что реки вскрываются, а то бы взял неделю за свой счет и уехал на рыбалку! – И заговорщицки подмигнул Елене: – А как вы ее подцепили с шампунем для ковров, а?! У вас настоящий талант к нашему делу, Елена Дмитриевна, и просто удивлению подобно, что такая женщина сушит свой мозг, продавая какие-то пуговицы… Хотя, кажется, вы уволились? Сейчас без работы?

– Уже нет. – Елена была удивлена тем, как мало ей польстили услышанные похвалы. Она взглянула на часы: – Но опять могу потерять работу, если вы начнете меня вызывать для «важных бесед», как сегодня… У меня начался первый рабочий день, кстати!

– Клянусь, в последний раз беспокоил! – пообещал Журбин, прижав руки к груди. – До свидания, и успехов!

Следователь не поинтересовался, где она теперь работает, и, переступив порог его кабинета, Елена была уверена, что он уже благополучно выбросил из головы все только что произнесенные комплименты и теперь восхищается исключительно собой.

«И его трудно за это винить, – думала женщина, проходя по уже знакомым коридорам, предъявляя пропуск на выходе, отыскивая на забитой стоянке машину. – Он все узнал бы и без моего участия, пусть чуть позже… Паутина была сплетена на совесть, и вот уже в ней дрожат, намертво запутавшись, две крупные мухи… “Паука на жалованье”, как он сам себя называет, ждет награда, и он с чистой совестью может сказать, что справился сам. А мне лучше забыть о том, что творилось в моей жизни последние десять дней, вырвать их из памяти и выбросить, как листы из ежедневника, где записаны уже устаревшие планы и ненужные телефоны. Забыть навсегда!»

Был понедельник, и вечером она приступала к работе в новом отеле, где уже официально числилась помощником администратора. Елена покривила душой, намекая следователю, что тот оторвал ее от работы. Смена начиналась в девять вечера и заканчивалась в девять утра – режим, немыслимый для нее прежде. Но женщине как раз хотелось перевернуть свою жизнь с ног на голову, окружить себя совершенно новыми занятиями и людьми, чтобы не осталось ни времени, ни сил на воспоминания.

В прошлую пятницу, на другой день после решающего объяснения с Натальей Павловной, от нее съехала Кира. Девушка объявила о своем переезде внезапно и почему-то начала оправдываться тонким детским голосом, уверяя, что так будет удобнее для всех и что она отлично устроится у школьной подруги… Елена остановила поток этих не– уклюжих доводов, произнеся одну-единственную фразу:

– Ты теперь взрослый человек, поступай, как считаешь нужным.

Помедлив, девушка, с надеждой глядя ей в глаза, спросила:

– Можно будет как-нибудь вам позвонить?

– Почему же нет? – вопросом ответила Елена.

Кира грустно улыбнулась:

– Когда говорят «почему же нет», это как раз и зна– чит – «нет».

– Я вовсе не это имела в виду. – Поколебавшись, женщина протянула руку и слегка похлопала Киру по плечу. Скупая ласка вызвала неожиданную реакцию. Девушка отвернулась, скрывая слезы.

– Вы единственная по-человечески ко мне отнес– лись, – призналась она на прощание, уложив свои немногочисленные вещи. – Единственная… Со времени маминой смерти.

– Мне кажется, люди относились бы к тебе иначе, если бы ты сама им это позволила. Ты всех отпугиваешь. – Елена говорила мягко, но настойчиво, так, как всегда обращалась к сыну, и эта манера снова себя оправдывала. Кира, почуяв нотацию, не возмутилась, а внимательно слушала. – Ты производишь впечатление человека, который не позволит себя жалеть. А тебе как раз нужна жалость! Ну, кто решится прорываться сквозь эту колючую проволоку? Вокруг мало героев, к сожалению…