Андрей Мягков - Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

Антон молчал.

— Ну ладно пока. Едем дальше. Каликину деньги нужны были позарез, он наркоман, сам не зарабатывал, матушка много дать не могла, хотя старалась из последних сил — он грозил ей, что найдет себе другую любовницу. А тут такое везение: почти без риска — войти, взять и уйти.

Кто заподозрит родственников-то, да еще при почти стопроцентном алиби. Федор обещал Каликину хорошими деньгами расплатиться, они все в квартире перерыли, все вверх дном перевернули — нет наличняка, хоть вешайся. Пришлось расплачиваться бриллиантами. А на кой они ему, пользуясь овощной терминологией, хрен, эти бриллианты? У него колотун, его корежит, а ему суют камешки разноцветные. Ни на кой они ему хрен не нужны. Я прав? Он на следующий же день золотую брошь в комиссионный сдал и в университет-то в перстне заявился в расчете загнать кому, да не на тот контингент ставку сделал: студенты — народ небогатый, золотишком редко балуются. А вот то обстоятельство, что перстень этот самый впоследствии в саду вашей дачи переделкинской обнаружен был, — очень интересное обстоятельство, и ты мне в нем разобраться поможешь, всенепременнейше поможешь, забудешь на время, что язык-то свой проглотил, и поможешь, а иначе мне ничего не останется, как заподозрить тебя в мародерстве, а это уж, сам понимаешь, хуже некуда. Ну ладно, не будем забегать вперед, пока у нас на повестке Каликин. Думаю, он посчитал себя жестоко обманутым, дозу на камешки нигде не купишь, а надо до зарезу — читал небось про ломку наркотическую, состояньице не из приятных, вот он и пригрозил этому самому Федору разоблачением и тот заставил тебя убрать опасного свидетеля…

— Нет! Нет! Нет! А-а-а-а-а-а… Нет! Нет! Нет! Нет! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а… — С Антоном случилась истерика: повалившись на пол, он стал кулаками бить себя в грудь, царапать лицо, рвать на себе одежду. — А-а-а-а-а… Нет! Нет! Нет…

Трусс поднял его за грудки, ухватил охапкой, металлическим кольцом стиснул так, что обоим стало невозможно дышать, и, когда Антон, постепенно обмякая, тряпкой повис у него на руках, швырнул его на прежнее место.

— Не ори, — сказал он тихо, жадно заглатывая воздух, — не ори, так ты ничего не докажешь. Что ты заладил: нет, нет, нет… Я сам знаю, что «нет», в противном случае я бы с тобой не так разговаривал. — И вдруг он сам заорал: — Но ты же молчишь, твою мать! Ты, видите ли, переживаешь, у тебя, видите ли, нервы, а я тут на курорте под солнышком жопу загораю! Так?! Нашкодил, подонок, так хоть умей отвечать! Он тебе сказал, что Каликин вот-вот расколется и надо его припугнуть, так?

Антон молчал.

— Так?! Я спрашиваю?!! Отвечай!!! Так??!!!

— … — Антон прираскрыл рот, но никакого звука не последовало, о произнесенном можно было только догадываться: плотно сжатые белые губы его образовали щель, подвижная челюсть коротко подалась вниз и тут же зубным лязгом вернулась на прежнее место.

— Громче!!!!

— Т-х-а, — прохрипел Твеленев, сопроводив звуковую неопределенность утвердительным кивком головы.

Анатолий Борисович отошел к окну, закурил сигарету, долго жадно захлебывался дымом. Спросил, не оборачиваясь:

— Куришь?

— Угу.

Он вернулся к столу, щелчком придвинул к нему пачку, поднес огонь. Руки дрожали у обоих.

— Теперь вот что, — сказал Трусс, после того, как придавил в пепельнице докуренную до фильтра сигарету, — я буду продолжать, а ты… — с языка срывалось крепкое ругательство, но он усилием воли сдержал себя, — а ты будешь мне говорить, где я не прав. Итак, Федор Колчев сказал, что Каликина надо припугнуть, и ты должен ему в этом помочь. Так?

Антон смотрел на него, не мигая.

— Я вопрос задал! — В негромком голосе Трусса звучал глухой скрежет до предела сжатой пружины.

— Так, — выдохнул наконец Антон.

— Так, — повторил Трусс. — Вскрытие показало, что Каликин был убит уникально выверенным ударом ножа в область сердца со стороны спины, после которого смерть наступает мгновенно, ни о каком «припугнуть» речь идти не может: это было сознательное, весьма профессионально совершенное убийство. Этот удар нанес Федор Колчев. Ты знал о его намерении?

Антон согнулся пополам, обхватил голову руками. Его трясло.

Трусс ждал.

— Ну, — не выдержал он, — знал?!

— Нет. Клянусь, — пролепетал Твеленев.

— Почему я должен тебе верить?

— Как хотите, мне все равно. — Антон выпрямился, поднял голову — лицо его не было окрашено кровью: оно было бесцветным.

«Сейчас упадет», — успел подумать Трусс, прежде чем арестованный в попытке обнаружить перед собой спасительную опору замахал руками и начал медленно сползать со стула. Он не упал в обычном понимании этого слова, было похоже, что просто ему надоело сидеть, он устал, затекли все члены и он предпочел перебраться на пол, где много свободного места, можно сколько угодно, всласть протягивать ноги, наслаждаться счастливым ощущением свободы своего тела и отдыхать.