Станислас-Андре Стиман - Вынужденная оборона

— Поцелуй меня!

Он слегка удивленно, а может и разочарованно, поднял голову, коснулся губами ее губ, и внезапно его внимание привлек хрустальный перезвон часов:

— Половина… Пора идти. Бэль будет беспокоиться.

— Прекрасно понимаю, — холодно сказала Рэнэ.

Они встали одновременно, с блуждающим взглядом, словно удивленные, что так легко оторвались друг от друга. Ее платье распахнулось, его костюм казался мятым.

— Поужинайте здесь, — добавила Рэнэ. Сколько раз она уже просила его поужинать с ней. — А потом и пойдете.

Тон был равнодушный, безразличный, но ей никогда в жизни ничего не хотелось так сильно.

Он молча помотал головой. Горло его сжималось. Он чувствовал себя не на высоте положения. Ему было стыдно, что так быстро взял себя в руки, а еще стыднее, что показал свою слабость. Он упрекал себя в том, что ввел Рэнэ в заблуждение о своих намерениях, точно так же, как по возвращении из Пон-де-л’Иля, обманул Бэль своими ласками, против воли, ради собственного утешения.

— Рэнэ, я хочу вам сказать, что…

Она уже протягивала ему пальто и шляпу.

— Что? — спросила она, невольно полным надежды тоном.

Он обхватил ее за плечи:

— Вы самая замечательная, самая симпатичная женщина, каких я только знал, вот что я вам хотел сказать!

Она обмякла, щеки ее горели. Затем с горькой улыбкой мягко высвободилась. Глаза ее потемнели. Она ненавидела весь мир.

— Не заблуждайтесь, милый мой! — сказала она глухим, жестким, полным злобы голосом. — Попытка не пытка, и если бы я только могла погубить Бэль, сделала бы это не колеблясь!

Но он ей ничуть не поверил. Он знал, что она, как и он сам, не могла не любить Бэль.

Едва выйдя на улицу, он решил позвонить комиссару Марии. Нужно было рассеять его подозрения в зародыше, помешать ему продвинуться в расследовании.

В полицейском управлении комиссара уже не было. Но Ноэлю удалось дозвониться ему домой.

— Добрый вечер, комиссар! — сказал он легким тоном. — Вы меня сегодня спрашивали, почему я вам солгал. Так вот причина… Я боялся, что мой распорядок времени станет известен моей жене, и она будет на меня в большой обиде. Вечером я был с мадам д’Юмэн в ее квартире.

— Благодарю за искренность, месье Мартэн, — далеким голосом ответил комиссар.

Пауза.

— Откровенность за откровенность. Должен вам сообщить, что мы тайно проверили все поступки и весь распорядок дня мадам д’Юмэн и пришли к абсолютному выводу, благодаря достойному доверия свидетелю, что вечером четвертого ее не было дома с 8 до 11.

— Что? — вскрикнул Ноэль. — Что вы сказали?..

Но трубку уже повесили. Он еще раз набрал номер комиссара, но никто не ответил.

Когда он вышел из будки, то заметил метрах в тридцати прислонившегося к дереву какого-то мужчину. Фигура показалась ему знакомой. Но только что испытанный шок был столь сильным, что он не обратил на мужчину особого внимания. Вернуться снова к Рэнэ?.. Да на кой шут?.. Она, конечно же, к кому-то ходила в вечер убийства, но отрицала это во время допроса, боясь, что попадет в число подозреваемых и придется дать быть может стеснительные уточнения относительно ее распорядка времени. А потому, не зная, что комиссар Мария провел о ней расследование, и полагая, что находится вне подозрений, подумала, что новой ложью сможет спасти Ноэля. Но, наоборот, лишь бойко прикончила его, совсем добила.

Быстрым шагом, словно раненый зверь, несущийся к своему логову, Ноэль продолжил путь к улице Бьеф. Мысли его были беспорядочны, ночь всем своим весом давила ему на затылок. В какой-то момент он уловил за спиной шум шагов. Обернулся: за ним следовала тень, в коей он узнал мужчину, что стоял, прислонившись к дереву, когда он вышел из телефонной будки. Это был приземистый широкоплечий тип, укутанный в клетчатый шарф и с глубоко засунутыми в карманы руками. Ноэль убыстрил шаг. Мужчина тоже.

«Слежка!» — подумал Ноэль, и это простое установление факта привело его в полную растерянность. До сих пор он сталкивался с правосудием лишь с двух лицах: непроницаемом — комиссара Марии и любезно гримасничающим — следователя Понса. Это новое проявление его вездесущности ужаснуло его.

Он провел рукой по лбу: она стала влажной от пота. Шел ли он медленно или быстро, шаги за спиной раздавались в том же ритме. Словно эхо его собственных шагов. «Стой!» — крикнул голос. Он огляделся, но увидел лишь прохожего, мирно идущего по противоположному тротуару. «Стой!» Голос был властным, сильным, обрушивался на него словно коршун. «Стой!» Голос вырывался из окон, выскальзывал из отдушин, перекрывал всякий другой шум.