Станислас-Андре Стиман - Вынужденная оборона

— Вероятно. Или я их куда-то не туда засунул… Но не сегодня-завтра уже непременно отыщу…

— Не сомневаюсь, месье Мартэн. Как и не сомневаюсь, что с вашим-то талантом вы можете в любой момент сделать эти наброски за несколько минут. Скажите-ка, месье Мартэн…

Ноэль поставил к стене папку, что держал в руке, и инстинктивно напрягся.

— …теперь, когда вы знаете, что не смотрели документальный фильм вечером четвертого, может вспомните, что вместо него показывали?

Ноэль улыбнулся про себя. На сей раз уловка была шита белыми нитками.

— Очень сожалею, комиссар, но когда я вошел в зал, сеанс уже начался.

— Напрягите-ка память. Что в этот момент показывали? Художественный фильм?

Ноэль испугался, что если признается, что вошел в зал с большим опозданием, это покажется ненормальным.

— Нет, конец хроники.

Комиссар записывал:

— Мультфильм вы не видели?

— Нет, — ответил Ноэль после короткого колебания.

По вопросу комиссара Ноэль понял, чем заменили документальный фильм, но утвердительный ответ повлек бы новые вопросы, которые могли бы поставить его в тупик.

— Вы в этом, естественно, уверены?

Вопрос был слишком невинным с виду и вызвал подозрительность Ноэля. Он почувствовал, что у него вспотели руки.

— Ну… да, — ответил он неуверенно.

Комиссар пристально взглянул на Ноэля своими неодинакового цвета глазками.

— Странно, — произнес он. — Даже невероятно! Ведь мультфильм, которым дирекция «Ампира» заменила документальный фильм, в тот вечер показывали между хроникой и художественным фильмом.

Ноэль испытал нечто вроде головокружения. Как во сне он увидел, что комиссар захлопнул блокнот, засунул его в карман вместе с карандашом и встал. Ноэль уже ждал, что он подойдет к нему, положит ему руку на плечо и скажет:

«Именем закона…»

Но толстяк этого вовсе не сделал. Просто стал застегивать свой реглан.

Тогда Ноэлем вновь овладело мужество:

— Так значит вы убеждены в моей виновности, комиссар? — спросил он ироническим тоном, плохо скрывавшим страх.

Комиссар внимательно взглянул на Ноэля, но ничего не ответил.

— Кажется, вы забываете про протокол, что в моем отсутствии составили за запрещенную стоянку! Не могу же я помнить обо всем, что я видел или чего не видел в тот вечер. И все-таки, если бы я не ходил в «Ампир», то не схлопотал бы штраф!

Комиссар вздохнул:

— Штраф ничего не доказывает, месье Мартэн. Или, скорее, доказывает, но лишь то, что вы действительно находились поблизости с «Ампиром» в какой-то момент вечера, но вовсе не в час преступления.

— Если бы я хотел сварганить себе алиби, уж позаботился бы о том, как привлечь внимание билетерши или какого-нибудь зрителя, чтобы они смогли свидетельствовать в мою пользу, когда понадобится.

— Не такой вы человек, чтоб пойти на такую грубую уловку, месье Мартэн.

Теперь комиссар стал мелкими шажками ходить взад и вперед по мастерской:

— Но, напротив, заявить, что вы были на фильме, который уже видели два дня тому назад, а следовательно, можете связно рассказать его содержание, вынудить полицию некоторым образом официально подтвердить ваше заявление, заставив ее влепить вам штраф, это, я бы выразился… «мастерская» работа.

Ноэль взорвался:

— Ну и ладно, давайте, арестовывайте меня!.. Чего вы еще ждете?.. Наденьте мне наручники!.. Я лгал вам с самого начала! Вам этого довольно?

— Как раз вот нет, месье Мартэн! Мы арестовываем только преступников, но не лжецов. А то бы всех без разбору пришлось сажать в кутузку.

— Вы уходите?

— Поздновато уже…

— Но… рассчитываете вернуться?

— Непременно.

— Когда? Завтра утром?

— Как только позволит законный час.

— Отсрочку мне даете?

— Даю вам шанс.

— Шанс? Какой еще шанс?

— Последний, месье Мартэн! Шанс с полной искренностью рассказать мне, почему вы лгали до сих пор… А не то… Вот мой номер телефона на случай, если вы найдете хорошее и правдоподобное объяснение… Мое почтение мадам Мартэн…

После ухода комиссара Ноэль долго приводил мысли в порядок. Он испытывал потрясение человека, получившего сильный удар по голове и слепо пытающегося найти точку опоры.

Что готовит отныне ему будущее?.. Словно в каком-то фильме быстро, ускоренно поплыли перед глазами кадры, сцены. «Завтра утром», сказал комиссар. Завтра утром его придут арестовывать. Увезут во дворец Правосудия. На такси. Он вновь предстанет перед месье Понсом. Учтивым и педантичным месье Понсом. «Так вы говорите, что невиновны, месье Мартэн?» Станут задавать вопрос за вопросом. Без передыху, чтобы он запутался, выдал себя, стал себе противоречить. Станут копаться в его прошлом, выставят его личную жизнь всем напоказ, откроют у него дурную наследственность. Допросят Юдифь, Джоан, Абдона Шамбра, Клейна, мадам Эльяс. «Так говорите, что вы и ваша жена были дружной четой?» Установят, что Бэль была чувствительна к ухаживаниям Вейля, как была падка на флирт с любым поклонником. Разыщут повсюду его друзей детства. Допросят мадам Гарзу: «Я всегда думала, что мой зять…», Роз: «Что вы сказали, господин судья? Чего? Повторите-ка», доктора Берга: «Собственно говоря, когда женщина столь красива, как мадам Мартэн…». Докопаются, быть может, что Бэль сначала зашла к Иуде Вейлю, а уж затем только поехала в Пон-де-л’Иль. И, кто его знает, разыщут, может, кондуктора автобуса, на котором Ноэль доехал от «Ампира» до авеню Семирамиды. Скажут ему: «Ваша жена вам изменяла. Вы убили из ревности!» А уж потом так и станут упиваться этим словечком, во все статейки его повставляют, и превратится оно в лейтмотив расследования. Скажут Бэль: «Не станете же вы отрицать, что ваш муж..? Не будете же утверждать, что он никогда..?» А она ответит, наверное: «Ноэль неспособен на…». Но они будут продолжать настаивать: «Однако ваше поведение…».