Рафаэль Кардетти - Парадокс Вазалиса

Валентина замерла на пороге.

— То, что мы собираемся сделать, глупо. Если нас кто-нибудь здесь застанет…

— Есть идея получше? Я не намерен сидеть сложа руки и ждать, пока эти типы придут меня убивать. Хочу найти миниатюру прежде, чем они сами за ней ко мне заявятся. Входите же, и поскорее! В любом случае не можете же вы так и стоять на входе…

Валентина повиновалась. Постаравшись сильно не хлопать, Давид закрыл за ними дверь.

В кабинете после смерти пожилого профессора ничего не трогали. Даже плащ Када находился там, где тот его оставил, — сложенный вдвое, он висел на спинке стула. Разве что кто-то закрыл окно, в которое выбросился наставник Давида.

В комнате царила странная атмосфера. Все в ней выглядело так, словно Альбер Када покинул кабинет пару минут назад — вышел прочитать лекцию или свериться с какой-нибудь книгой в библиотеке. Еще немного — и вы бы поверили, что находитесь в доме какого-то писателя, сохраненном в нетронутом виде после смерти хозяина, в доме, куда некоторые фетишисты-посетители приходят «проникнуться атмосферой». Казалось, время здесь остановилось.

Валентина испытала неприятное ощущение, будто вошла в некий мавзолей. Почувствовав себя неуютно, она поежилась.

— Мрачновато здесь как-то. Можно подумать, что с минуты на минуту он вернется.

— Было бы неплохо. Это решило бы все мои проблемы. Хотите взглянуть на кровавое пятно во дворе, чтобы убедиться в том, что он действительно умер? Отсюда, учитывая то, что мы находимся прямо над ним, его должно быть хорошо видно.

Валентина покачала головой.

— Нет уж, спасибо.

— Тогда не будем терять время даром, — скомандовал Давид. — Принимаемся за работу. Если Када обнаружил недостающий листок вашего Кодекса, то, вероятно, оставил его где-то здесь. Я возьму на себя эту часть комнаты, вы начните с другой стороны, от окна.

Не дожидаясь ответа Валентины, он подошел к металлическому шкафу, в котором его научный руководитель хранил наиболее дорогие сердцу произведения. Тот не только не был заперт, как обычно, но и створки его были приоткрыты.

Эта деталь заинтриговала Давида, так как, пусть находившиеся в шкафу книги и не представляли большой ценности, Када все же был человеком осмотрительным. Он не полагался на железную дверь собственной квартиры, предпочитая хранить редкие книги за оградой Сорбонны. Вечерами, перед тем как покинуть кабинет, он никогда не забывал удостовериться в том, что висячий замок на месте, а дверцы шкафа заперты. Ни за что на свете он бы не отступил от этой привычки. Как и большинство его ритуалов, этот тоже мог показаться смехотворным, поскольку взломать входную дверь кабинета было проще простого. Давид пару раз указывал Када на это, но тот уже прошел возраст, когда меняют привычки. И потом, он ни на секунду не мог представить, что кто-то посмеет осквернить его святую святых. Как ни крути, Сорбонна — не совсем обычное место.

Такая абсолютная вера не объясняла, почему шкаф оказался открытым. Это было совершенно не в духе Альбера Када. Каким же сильным было желание умереть, если он оставил все в таком виде. Суицид, впрочем, тоже противоречил натуре профессора.

Раздвинув створки, Давид тотчас заметил пустое пространство посреди центральной полки, прямо напротив него. Со временем у Када вошло в привычку позволять ему в любое время пользоваться своими книгами, поэтому Давид великолепно знал содержимое шкафа. Пустоту между двумя «гвоздями» коллекции, датированным 1482 годом экземпляром евклидовых «Начал» и шестью томами «Писем» Августина Блаженного, вышедшими в Париже в самом начале восемнадцатого века и переплетенными в сомнительного вкуса зеленоватый сафьян, он наблюдал впервые.

Давид быстро произвел визуальный осмотр полок. Насколько он помнил, все книги находились на месте.

Следовательно, Альбер Када держал здесь неизвестный ему предмет. Щель была слишком узкой для книги, и напротив, небольшая картонка в пару сантиметров толщиной, из тех, в которых хранят листы пергамента, к примеру, поместилась бы в ней без труда.

— Здесь что-то было… — промолвил он, скорее для себя, нежели для Валентины. — Возможно, иллюминированный листок. Впрочем, если он здесь и был, то уже исчез. А на вашей половине? Нашли что-нибудь интересное?

— Ничего особенного. Много пыли и сваленных в кучи старых бумаг. Ему что, не было знакомо выражение «привести в порядок», этому вашему профессору?

— Это еще что! Видели бы вы его квартиру! К счастью, он никогда не был женат. Ни одна женщина не смогла ты терпеть такое ежедневно. Более неорганизованного человека мне встречать не доводилось.