Кирилл Шелестов - Побег

Она подбежала к окну и, отдернув штору, попыталась что-то рассмотреть.

— Отсюда ничего не видно! — возмутилась она. — Надо на второй этаж лезть по лестнице. У вас есть лестница?

— Да угомонись ты! — в голос заорал Тухватуллин. — Сколько раз повторять!

Она негодующе взглянула на него и обиженно поджала губы. Он был здесь начальником, и она не имела права с ним спорить, но свою позицию считала правильной.

Мы прошли в кабинет. Моей библиотеки полицейские не касались, во всяком случае забитые книгами высокие полки выглядели как обычно, даже безделушки, подаренные мне знакомыми, не были переставлены. Зато от компьютера остался только монитор. И в моем письменном столе они порылись основательно. Некоторые ящики совсем опустели.

— Процессор мы вниз отнесли, — объявил мне Тухватуллин. — Он там, в ящике. Мы его забираем. И еще кое-какие вещи. Пойдемте, ознакомитесь.

Мы опять спустились в гостиную и подошли к дивану, заваленному различными предметами.

— Здесь документы на дом, они подлежат изъятию, — официальным тоном проговорил Тухватуллин. — А также эти дискеты. На них содержатся материалы, представляющие интерес для следствия.

Я понятия не имел, что именно содержится на дискетах. Они пылились у меня уже несколько лет. Возможно, там были газетные статьи, которые мне в свое время присылали для одобрения редакторы, прежде чем запустить их в печать. Зачем майор их конфисковывал, я не понимал, но сейчас мне было наплевать на дискеты. Все мои мысли были заняты только проклятой сумкой. В ней был миллион долларов, и объяснить происхождение денег я не мог. Она жгла мне руку.

— А это что такое? — спросил майор, показывая мне измятый клочок бумаги.

Я взглянул, и меня будто полоснули бритвой по сердцу. Это была последняя, предсмертная записка Ирины Хасановой. Я хранил ее в верхнем ящике стола.

— Это личное! — резко ответил я, пытаясь выхватить записку. — К делу не относится.

Майор тут же отдернул руку с трофеем и спрятал за спину.

— А это уж я решаю, что к делу относится, а что нет, — с удовлетворением проговорил он. — А это кто?

Я взглянул на фотографию. На ней была моя бывшая жена, совершенно обнаженная. Я не помнил, когда я фотографировал ее в таком виде, должно быть, годы назад.

— У вас нездоровый интерес к моей личной жизни, — еле сдерживаясь, отчеканил я ему в лицо. — Вам к врачу надо.

Он вспыхнул и покраснел.

— А ты папаше своему позвони и пожалуйся! — мстительно прошипел он. Он не забыл мне тот эпизод, когда я одурачил его, выдавая себя за сына губернатора.

— Нечего нас стыдить! — выпалила из-за его плеча мужеподобная сотрудница. — Это вам должно быть стыдно! Мы у государства не воруем!

— Значит, не дают, — хмыкнул рядом Гоша.

— Молчать! — рявкнул на него майор. — А то с нами поедешь.

Он не церемонился с моим охранником, да и со мной не церемонился. Это был плохой признак. Хуже некуда.

— Пойдемте подвал осмотрим! — бросил Тухватуллин все еще раздраженно.

Теперь вся толпа направилась в подвал. Там помимо множества всяких сезонных вещей находились металлические шкафы для ружей и большой сейф. Хотя документы на оружие у меня были в полном порядке, ружья по совету Гоши я вывез еще до того, как улетел в Москву. Полицейские придирчиво осмотрели пустые ящики и постучали по стенам. Тухватуллин понимающе взглянул на меня.

— Спрятали, значит, — хмыкнул он. — А сейф тоже пустой?

Сейф был не пустым. Там хранились остатки моих сбережений, часы и ювелирные украшения. Деньги они пересчитывали три раза: сначала это делали подчиненные майора, затем он сам, сбиваясь и произнося цифры вслух, и, наконец, проверяла мужеподобная сотрудница. Несмотря на то что поступала так она по собственной инициативе, Тухватуллин на сей раз ее не обрывал.

— Пятьдесят семь тысяч долларов, — объявил он понятым, складывая деньги в целлофановый пакет. Те поспешно закивали. С таким же успехом он мог бы назвать сумму и вдвое большую.

— Часов-то сколько! — поразился один из полицейских. — Это все ваши?

Я не ответил.

— Тащи все наверх! — распорядился Тухватуллин. — Там разбираться будем и в протокол заносить.

Мы вновь промаршировали в гостиную. Добычу из подвала полицейские положили отдельно от других предметов, расчистив на журнальном столе место. Опись продолжалась бесконечно долго. Заскорузлым казенным языком майор характеризовал каждую вещь, а один из его сотрудников старательно записывал, сгорбившись в кресле и положив на колени планшетку с листами.