— Ой! Я понимаю, на что вы намекаете.
— Не на что, — сказал Роуселл, так энергично размахивая руками, что кофе брызнул из чашки и оставил на полу вереницу коричневых пятен, — а на кого.
— Ох. Но вы же не имеете в виду… мистера Карсуолла?
Смутившись как барышня, мистер Роуселл, потупившись, посмотрел на меня поверх маленькой кофейной чашки. Его толстое красное лицо было бесхитростным, лишенным всяческих эмоций, кроме благожелательности и легкого любопытства.
Холодным туманным вечером мы с Эдгаром сели в почтовую карету. Я был благодарен мистеру Аллану за то, что тот раскошелился, и мы смогли с удобствами устроиться внутри, а не ютиться позади кучера. Пока мы ползли по Пиккадилли, я смотрел в окно на толпы людей на тротуарах — их лица заливал нездоровый свет уличных фонарей. Эдгар сидел тихо как мышка — глаза вполовину лица — и совершенно игнорировал все мои попытки завести разговор. Он словно находился под гипнозом.
Мало-помалу мы набирали скорость. Вскоре монотонная тряска начала убаюкивать мальчика, его голова болталась из стороны в сторону, между мною и женой бакалейщика, между сном и явью. Один за другим наши спутники последовали примеру Эдгара. Мне тоже хотелось забыться. Когда отправляешься в путь или прибываешь в пункт назначения, это волнует, но промежуточный период обычно характеризуется неприятными ощущениями и скукой.
Кучер кружил в темноте. Напротив меня похрапывал низкорослый священник. Окна были плотно закрыты по требованию жены бакалейщика, которая то и дело засыпала, а потом вскидывала голову, заслышав звуки рожка на дорожной заставе, и черпала силы из бутылки, лежавшей у нее в ридикюле. Пахло ямайским ромом. Священнику снился кошмар, он беспомощно дергал руками, его крошечные ножки высовывались из-под одеяла и пинали меня в голень.
Интересно только было проезжать через спящие городки, попадавшиеся на пути. Я поднимал штору, тер стекло и смотрел на пустые улочки. То тут, то там в чердачных окнах виднелся свет. В спящем городе есть что-то загадочное, он похож на корабль, оставленный командой, — лишаясь суеты и движения, он становится совершенно иным.
Затем кучер нырял под арку ворот постоялого двора, и внезапно все вокруг заполнялось светом, шумом, криками конюхов и их помощников; слышно было, как меняют лошадей, как пассажиры снуют туда-сюда, кто-то шутит, бранится, дает советы, прощается. Да, человеческий мозг — капризное создание, и через несколько секунд после того, как наш экипаж въезжал на постоялый двор, я начинал тосковать по темноте и уединению.
Как только лошадей меняли, мы ехали дальше, милю за милей. Все пассажиры ехали до Глостеpa, а кто-то и дальше, до Херефорда или Кармартена. Потихоньку наши спутники пробуждались навстречу новому дню. В какой-то момент, уже под утро, я крепко уснул, но меня, как и остальных пассажиров, грубо разбудили, когда кучер оплошал на въезде на очередной постоялый двор и задел задним колесом стойку ворот.
После этого я уже не заснул. Ночь медленно уступала свои права затяжным серым сумеркам зимнего утра. Волнение предыдущего дня испарилось. Мы были неумытые, небритые, не выспавшиеся и голодные. Тела болели от жестких сидений.
Еще до полудня мы прибыли в Глостер и высадились вместе с багажом у «Белл-Инн» на Саутгейт-стрит. Карета мистера Карсуолла уже ждала нас. Лошадей накормили, и груму не терпелось уехать. Мы позавтракали в кофейне, после чего я рискнул вызвать неудовольствие грума и нашел цирюльника, чтобы побриться. Мною руководило не только самолюбие, но и любопытство — цирюльники обычно знают все.
— Кстати, — сказал я, когда цирюльник отложил бритву. — Мне кажется, покойный мистер Уэйвенху владел имуществом и в вашем городе?
— Уэйвенху? О да, сэр. Хотя старый джентльмен по большей части жил в Лондоне. Он умер в прошлом месяце.
Я побренчал мелочью в кармане.
— И что это было за имущество?
— Оксбоди-лейн, сэр. Очень симпатичная маленькая гостиница, и еще парочка домов. Все сдается в аренду, разумеется, — он наклонил голову набок как дрозд и бросил на меня взгляд. — Если интересуетесь, я мог бы дать вам адрес поверенного, который расскажет вам больше.
— Нет, — резко сказал я. — Не нужно.
Усадьба мистера Карсуолла, Монкшилл-парк, располагалось в десяти-двенадцати милях к юго-западу от Глостера в направлении Лидмаута. Когда мы выехали из города, то сначала буквально летели, поскольку первая часть нашего пути проходила по широким платным дорогам. [26] Англии с XVII века стали строить специальные платные дороги, так называемые «шлагбаумные»; шлагбаумы означали не что иное, как остановку с целью уплаты за проезд.
Но последние несколько миль пришлось ехать по проселочным дорожкам и тропинкам. Время тянулось медленно. Эдгар заволновался, а у меня все тело ныло от усталости человека, путешествующего сидя.
Читать дальше