Эндрю Тейлор - Загадка Эдгара По

В середине третьей партии Софи ушла к себе. С несвойственной галантностью мистер Карсуолл поднялся, открыл перед Софи двери и вышел вслед за нею из комнаты.

— Ваша очередь, — сказала мисс Карсуолл.

Кости с грохотом упали на доску. Я поднял руку, приготовившись сделать ход и съесть шашку мисс Карсуолл, понимая, что победа у меня в кармане. Я поднял голову и увидел, что она смотрит прямо на меня, играя с медным локоном. На мгновение между алых губ мелькнул и тут же спрятался кончик языка. Она игриво зажала локон между пальцами, а на меня нахлынули постыдные воспоминания о мисс Карсуолл в пеньюаре, расчесывающей рыжие волосы, и я знал, что она хотела напомнить мне, как играла тогда в распутницу, стоя перед окном в «Фендолл-Хаус».

Через мгновение раздался чей-то пронзительный крик.

Налет интимности тут же исчез с лица мисс Карсуолл, и я увидел, словно в зеркале, то замешательство, которое и сам испытывал. Я отпихнул позолоченный стул с такой силой, что он опрокинулся. Миссис Ли пошевелилась, храп на секунду прекратился, а потом возобновил свой безмятежный ритм. Я подбежал к двери и рывком распахнул ее.

В холле Стивен Карсуолл навис над Софи, как косматый медведь. Его лапища обнимала ее за талию, а голова наклонилась к ее личику.

— Только один, — бормотал старик. — Пока только один, красавица моя.

Софи увидела меня, и выражение ее лица изменилось. Карсуолл отвернулся от нее. Я подскочил и схватил его за воротник и за рукав, попытался вывернуть ему руку, но он не ослабил хватку. Его лицо потемнело, стало лиловым, почти черным.

— Ах вы мерзавец! — заорал Карсуолл на меня. — Вы что, не видите, что я делаю? Миссис Франт закашлялась и задохнулась бы, если бы я не постучал ее по спине.

Его оправдание звучало настолько нелепо, что я даже не нашелся, что ответить. Мои руки разжались. Карсуолл отпустил Софи, и она открыла рот, словно собиралась что-то сказать — ее щеки горели огнем, дыхание участилось. Карсуолл снова повернулся к ней.

— Разве не так, дорогая? А теперь не смею задерживать, вам нужно еще сказать спокойной ночи Чарли. Нашему дорогому маленькому Чарли, да? Он будет ждать.

В его голосе явственно звучала угроза, глаза Софи расширились от ужаса. Не сказав ни слова, она повернулась и побежала по ступеням наверх.

— Прошу прощения, сэр, — быстро сказал я. — Я услышал чей-то крик и подумал… что вам нехорошо.

Тяжело дыша, Карсуолл бросил на меня недобрый взгляд.

— А теперь, мистер Учитель, пойдемте кое-что обсудим.

Я через плечо посмотрел на мисс Карсуолл, закрывающую двери в гостиную. Что именно она видела или слышала? Я прошел за мистером Карсуоллом в библиотеку, где он бросился в кресло у камина. Он был, как обычно, пьян, но сейчас похоть сменилась холодным расчетливым гневом. Старик жестом показал, что я должен встать перед ним, словно преступник перед судьей.

— Я не позволю, чтобы слуги трогали меня своими грязными лапами, — сказал он. — Вы зарвались, сэр. Запомните, здесь я хозяин. Слышите? Хо-зя-ин.

Я решил, что не буду ради сохранения приличий цепляться за спасительную ложь.

— Вы вели себя неподобающим для джентльмена образом.

— Учить меня вздумали? — прошипел Карсуолл. — Я этого не потерплю, понятно?! — он посмотрел на меня и прикусил губу. — Если бы не опасность скандала, то я бы подал на вас в суд за оскорбление. К несчастью, подобный поворот событий еще больше расстроит наших дам, а вы и так их достаточно расстроили сегодня вечером. Вы покинете мой дом завтра утром, Шилд, вам ясно?

— С Эдгаром?

— Нет! — взревел Карсуолл. — Неужели вы думаете, что я доверю вам сына мистера Аллана после случившегося? А еще я напишу мистеру Брэнсби, что ваше поведение в Монкшилл оставляло желать лучшего.

Я ничего не ответил. Что можно возразить тирану?

— Кучер отвезет вас в Глостер. Я распоряжусь, чтобы вас никогда более не пускали на порог моего дома. А если вы попытаетесь сюда проникнуть, то я велю спустить на вас собак.

Я медленно двинулся к выходу.

— Стойте, я еще не разрешил вам уходить.

Я повернулся к Карсуоллу. Меня трясло от злости, но я понимал, что не должен позволять себе ничего лишнего, — ради Софи и ради меня самого. Я слишком часто видел результаты необдуманного удара или опрометчивого слова: я вспомнил сержанта-вербовщика с бокалом бренди в одной руке и королевским шиллингом в другой, и медаль Ватерлоо, поблескивающую и переворачивающуюся в воздухе перед тем, как попасть в щеку офицера в Гайд-парке. Возможно, я все-таки чему-то научился.