Инна Булгакова - Только никому не говори. Сборник

— Где труп? — сдержанно уточнил постовой.

— Только что… — забормотал Саня, — сидела в кресле вот тут у окна! На шее полоска…

Лицо из окна исчезло, и тотчас распахнулась входная дверь. На пороге — Майя Васильевна в расстегнутом черном пальто… да, мертвая была в черном… а главное — на шее бархотка, черная тесьма с тремя стеклянными подвесками. Неужели он мог так обознаться?

— Саня! — воскликнула тетка, изумленно взглянув на милиционера. — Что ты… что случилось?

— Гражданка Арефьева? — заговорил тот. — Я правильно запомнил?

— Правильно, это моя тетя. Точнее, моей мамы. Но я только что…

— Громче! потребовала старуха. — Недослышу.

— Вот ваш родственник утверждает, что несколько минут назад в этом окне он видел женщину с признаками насильственной смерти.

— Тетя Май, необходимо обыскать дом, чтобы…

— Ты что, Сань, сдурел? — в нервные минуты, он уже замечал, с вдовы профессора слетал интеллигентский лоск. Однако, пропустив реплику мимо ушей, постовой продолжал настойчиво:

— Вы, очевидно, только что вернулись домой?

— С полчаса уже. Замерзла на кладбище. У моего покойного мужа, известного ученого, сегодня день рождения. И я каждый год… устала безумно, замерзла, присела на минутку в кресло…

— Тетя Май! — закричал Саня. — Да я звонил, стучал — как же вы не слышали?

— Разве? — удивилась тетка. — Ничего не слышала.

— Может, вы заснули? — спросил постовой.

— Кажется, нет. Впрочем, в моем возрасте… — Майя Васильевна улыбнулась — слабый отблеск девичьей кокетливой улыбки. — В декабре 72 стукнет. Но я отнюдь не в маразме, скажи, Саня?

— Это я. должно быть, в маразме.

— Ну что ж, — заключил постовой. — Извините за беспокойство.

— Какое беспокойство, что вы! Благодарю вас за заботу и такт.

Милиционер удалился, окинув на прощанье недоумевающим взглядом тетку с племянником; они прошли в дом — в узкий длинный полутемный коридор — свет падал из распахнутой двери на кухню и из теткиной комнаты, в окне которой ему померещился труп. Разделись в коридоре возле вешалки — отполированные оленьи рога — Майя Васильевна, продолжая безостановочный монолог, усадила Саню в кресло, свое любимое кресло с высокой спинкой (то самое!). Речь шла об установлении опекунства. Саня, как единственный родственник (не считая Елены — мама — но ведь она живет далеко), должен стать опекуном несчастной престарелой женщины, которая не в силах уже тащить на себе дом, сад, огород… Как бы в доказательство собственной немощи тетка, бодрая до этого и оживленная. буквально рухнула на плюшевый пуфик напротив Сани… Он вскочил, пересадил ее в кресло, уселся на низкий пуфик спиной к окну… Что происходит, черт возьми!

Их разделял круглый столик на одной ножке, покрытый кружевной вязаной скатертью. Тогда, он отчетливо помнит, тут лежала сумка (был виден край и ручка) и еще что-то, какой-то предмет… Да не настраивай ты себя на галлюцинации! Но он уже настроился: в наступившей паузе какие-то шорохи, почудилось, шаги и шепоты, почти неуловимые, распространяются по старому дому. Саня встал, выглянул в коридор: никого.

— Ты что? — раздался резкий голос тетки.

— Показалось, кто-то пришел, — он опять сел напротив нее.

— Вот-вот должны девочки с занятий… Да, ты же не знаешь! У меня новые жильцы. Впрочем, какие новые — второй год с сентября пошел. Нельзя сказать, что ты мне особо надоедал вниманием.

— Простите, тетя Май, виноват, да. А из прежних никого не осталось?

— Толик. Теперь его Анатолем величают. Уже от него-то мне не отвязаться до могилы, точно.

Да, колоритная личность. Якобы кончал в свое время философский… да вряд ли кончил. Однако в своем роде Диоген, постоянной службой не обременен, что называется, «на подхвате», за койку не платит, конечно, но зачем-то тетке нужен.

— Сегодня у Анатоля великий день, — продолжала Майя Васильевна с иронией. — Приглашен на свадьбу к соседям, поросенка у них заколол. Надеюсь, до дому доползет.

— Свадьба в доме на той стороне? — поинтересовался Саша. Там магнитофон орет.

— Да, в восьмом. Я тут ни с кем особенно не общаюсь, те умерли, а те далече, как говорится. Так, раскланиваемся.

— А кто у вас еще живет?

— Две девочки — Настя и Юля. Студентки-медички. И молодая пара — Донцовы. Ей двадцать пять, ему тридцать. Владимир Николаевич, как теперь называют, бизнесмен, торгует компьютерами. Интересный мужчина, интеллигент. И она красотка, — добавила Майя Васильевна недоброжелательно. — Скоро съедут, квартиру покупают.