Мария Брикер - Мятный шоколад

— Ты пей, девуля, пей, и тебе будет хорошо, — ласково настаивал Пономаренко. — Это я тебе как твой личный патологоанатом говорю — надо! — Пономаренко опять заржал. — Алечка насупилась, но сделала два нерешительных глотка и скривилась. — До конца пей, — не отставал Леня. Пришлось подчиниться, потому что она уже поняла: если Пономаренко говорит «пей», отказываться бесполезно.

— Долго еще ждать? — хмуро поинтересовалась Алечка, допив мерзкую жидкость до дна.

— Эх! Пора! — с сожалением вздохнул патологоанатом и встал. — Хорошая ты баба, Алевтина, жаль такое добро в землю зарывать. Ты уж, не побрезгуй, как воскреснешь, в гости загляни. Посидим, выпьем! Ну все, пошли, красавица, больно косы твои раскудлатые мне нравится, — напоследок пошутил Леонид и повел Алевтину за собой.

Отправляться на экскурсию на тот свет было неудобно, тесно и щекотно. Волосы постоянно лезли в лицо, лилии в замкнутом пространстве источали невыносимый запах дорогого общественно туалета, под филейной частью были втихаря аккуратно уложены тюбики с помадой и тушью и прочей косметикой, между ногами располагался баллон с кислородом, в бока упирались фонарик, телефон и бутылка с минеральной водой. В общем и целом, жить было можно, точнее, умирать. Для полного счастья не хватало плеера с наушниками и парочки бутербродов. Бутербродов не хватало особенно сильно. Успокоительное, влитое в нее Леонидом, подействовало на Алевтину странным образом: отключило нервную систему, но возбудило зверский аппетит. Но, естественно, никому из бестолковых мужчин даже в голову не пришло позаботиться о сухом пайке. Действительно, зачем еда покойнику! На ее справедливый упрек Клим растерянно пожал плечами, хлебосольный Пономаренко приволок из своей каморки подвядший пучок зеленого лука и черствый ломоть хлеба, (все, что осталось из закуски после их пиршества), Альбина Викторовна смущенно протянула Алевтине недоеденную шоколадку. Хлеб с луком были сметены мгновенно, шоколадку Алечка оставила про запас в качестве эффективного антидепрессанта и, послав всем прощальный воздушный поцелуй, покладисто сложила ручки на груди.

Ее везли отдельно, в тишине. На чем, Алечка понятия не имела, но по плавному ходу автомобиля предположила не без гордости, что Клим заказал для нее дорогой катафалк. Когда машина запрыгала на колдобинах и Алевтину слегка встряхнуло, она поняла — почти приехали, и стала настраиваться на личную траурную церемонию. Самым сложным было — машинально не зажмуриться, когда у могилы откроют крышку для прощания. Но Клим обещал, что провожать ее в последний путь будет он один и в случае чего подстрахует, загородив от яркого света грудью. Машина остановилась. Хлопнула дверь со стороны водителя. Открылись две задние двери. Около уха раздался стук.

— Приехали, солнышко, — довольно сообщил Клим и еще раз постучал по крышке гроба. «Открыто!» — хотела съязвить Алечка, но притихла. К машине кто-то подошел, и Клим удивленно воскликнул: — Иван Аркадьевич? Что вы тут делаете?

— Приехал выразить тебе свои соболезнования, голубчик, — послышался знакомый голос. — И потом, это ведь дочь моя приемная. Хочу вот проститься и веночек на ее могилу положить. Ужасная трагедия! Такая молодая девушка — и вдруг инфаркт!

— И не говорите, — тяжело вздохнул Клим.

— Держись, сынок, — всхлипнул Иван Аркадьевич, шумно высморкался и удалился.

— Сука, — глухо сказал Клим, и Алечка от неожиданности «растопырила» глаза. — Аль, ты как там? Клаустрофобия не навещает? — ласково поинтересовался Клим, и Алевтина с облегчением поняла, что столь нелицеприятный эпитет относится совсем не к ее персоне. — Можешь говорить, никого поблизости нет, — успокоил Клим.

— Нормально, — вяло отреагировала Аля, — только лилии воняют. И еще: ты лучше меня не целуй на прощанье, я луком объелась.

— Я и не собирался, — хохотнул Клим. — Аля, — сменил он тон на серьезный, — похоже на кладбище сегодня день открытых дверей. Два автобуса только что приехало. Несколько иномарок дорогих, и они все подъезжают и подъезжают. Народу прорва. Человек пятьдесят не меньше.

— Зачем? — равнодушно поинтересовалась Алевтина. Спросила она об этом по инерции, в общем-то, все, что происходит вокруг, ее мало волновало. Нервная система после лошадиной дозы успокоительного вступила в ледниковый период. Единственное, что продолжало ее раздражать — это невыносимый запах лилий. Надо же, она и не подозревала, что такие прелестные цветы могут так отвратительно вонять!