Леонид Словин - Такая работа

Барков отпер дверь маленького домика на углу Театральной и Луначарского и прошел к себе. На столе были разбросаны журналы, бумаги, фотографии, из-под кровати высовывался угол незапертого чемодана. Герман поставил чайник и, пока закипала вода, побрился электробритвой. Потом выпил чаю с булкой, взял со шкафа пачку «Севера» и пошел в горотдел. Было без пятнадцати четыре.

Он заставил себя прочитать еще раз вчерашнюю газету, лежавшую на столе у дежурного. Прошло только шестнадцать минут. Походил по дежурке.

Дождь кончился. Барков вышел на улицу. Теперь было уже ясно, что Джалилов больше не позвонит. Он прошел через центр и по бульвару спустился на пристань. У дебаркадера стоял транзитный пароход, и по набережной, несмотря на ранний час, гуляли пассажиры. Барков поздоровался за руку с молодым постовым милиционером и повернул назад. Из телефонной будки все-таки позвонил по 02.

— Ничего не слышно от них?

— Нет.

Синева неба понемногу блекла. Появлялись более матовые тона, предвещавшие близкий рассвет. Барков вернулся в дежурку и снова взялся за газету.

Звонок раздался около пяти.

Медсестра Зареченской больницы сообщала, что к ним поступил больной с огнестрельным ранением ноги.

Держа в руке трубку, из которой неслись частые прерывистые гудки, Барков молча смотрел в серое, полуслепое еще окно, выходившее на ту сторону реки.

Там было по-прежнему темно и тихо.

Еще через несколько минут неожиданно позвонил майор Веретенников — он дежурил по управлению.

И то, что именно он в эту ночь дежурил и узнал обо всем не от Ратанова и Егорова, и первый спросил об этом, его странные иронические вопросы и полные недомолвок паузы, и этот тревожный звонок из больницы вызвали у Баркова какие-то неосознанные тревожные опасения.

Барков хорошо знал Веретенникова и опасался его. Близко он столкнулся с ним еще на первом году службы, когда тоже работал в областном управлении. И их первая совместная командировка в Шулгу оставила след в личном деле Баркова.

Они приехали в Шулгу поздно ночью.

Веретенников уже не раз бывал здесь. Он молча повел его в гостиницу. Они шли по безлюдным, слабо освещенным улицам, мимо маленьких окруженных садами деревянных домиков и приземистых каменных особняков. Миновали центральную площадь с обязательными в этих местах длинными галереями торговых рядов и, поднявшись на холм, увидели двухэтажное здание новой гостиницы.

Сонной неразговорчивой дежурной Веретенников предъявил вместо паспорта свое красное служебное удостоверение, и их поместили в хороший номер с двумя близко сдвинутыми деревянными кроватями. Веретенников сказал, что днем из их окна видно озеро. Потом он чистил зубы и, раздевшись по пояс, долго мыл над раковиной руки и шею, плескал воду себе на спину. Барков так и заснул, не дождавшись окончания водных процедур.

К девяти часам они пошли в райотдел милиции. Коровин уже ждал их. Веретенников поздоровался с ним за руку и представил Баркова.

— Наш новый сотрудник — Барков.

— Очень приятно, — вежливо сказал Коровин и сразу стал рассказывать о краже ящиков с типографским шрифтом.

Это случилось за два дня до их приезда. Из Сутоки — «глубинки», как сказал Коровин, отправляли на переплавку типографский шрифт. Ящики привезли на машине поздно вечером и сгрузили недалеко от станции. Экспедитор — молодая девушка, сопровождавшая груз, посидела немного у пакгауза и ушла ночевать к знакомым. А наутро двух тяжелых ящиков на месте не оказалось.

«Мы бы и сами справились, — говорил Коровин, — но время сейчас такое — июль: кто в отпуске, кто к экзаменам готовится, кто в колхозах… Фактически один я остался да еще участковые».

Чувствовалось, что Коровин рад приезду двух работников из областного уголовного розыска, рад возможности переложить на них заботы об этом странном, нелепом деле. Но вместе с тем ему было неловко оттого, что пришлось просить помощи, и хотелось как-то оправдаться в глазах Веретенникова и нового, совсем молодого даже на вид сотрудника.

Потом поговорили об управленческих новостях: кто ушел на пенсию, кого куда перевели, кто как «закрыл» полугодовую отчетность. Барков еще почти никого в управлении не знал и во время этого разговора молча смотрел в окно.

Стояли жаркие дни. Дождя давно не было, и проезжавшие по улице машины поднимали тучи пыли. Из окна виднелось здание какого-то техникума. За невысокой металлической оградой перед домом была устроена спортплощадка. Юноши и девушки ходили по бревну, прыгали через козла, играли в волейбол. И на площадке тоже было пыльно. Шулга — ровесница Москвы — так и осталась маленьким пыльным городком на берегу год от года мелеющего озера.