Леонид Словин - Дело без свидетелей [журнальный вариант]

Шагалова Денисов застал в его кабинете на Петровке, на четвертом этаже.

Здесь было, как всегда, по–казенному чисто и пусто. Чуть пузырилась в графине на столике вода.

Капитан милиции Шагалов сидел в кабинете один за своим старым столом и читал какие–то бумаги. Увидев Денисова, он прищурил и место приветствия один глаз и снова углубился в документы. Денисов осторожно вздохнул, сел в кресло у окна и стал ждать. Время от времени в комнату без стука входили незнакомые Денисову сотрудники, брали со стола отпечатанные на ротаторе бумаги, читали и расписывались. Потом так же молча уходили.

Коротко остриженная, круглая голова Шагалова покоилась на подставленных к подбородку кулаках. Это была его обычная рабочая поза, и Шагалов рассказывал как–то, что в школе ему часто попадало за нее от старого чудаковатого математика.

Почувствовав на себе пристальный взгляд Денисова, капитан поднял голову и снова прищурил глаз, словно подмигивая. Лицо у Шагалова было смуглое, живое, с тонкой смешинкой, как будто он непрерывно вел какие–то веселые, известные ему одному наблюдения.

Пока Денисов ждал, вошел лейтенант Губенко. Он ничуть не изменился за то время, пока Денисов его не видел, и выглядел все таким же костлявым и угловатым.

— Денисов?! — удивился Губенко. — Каким ветром?! Ты где сейчас? — Он обычно ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.

— Все там же. На вокзале.

— Перешел в уголовный розыск?

— Нет, стою на посту.

— Но ты ведь на юрфак поступил? — Губенко успокоился. — Почему тебя все еще держат на посту?.. Ты Сапожникова не знаешь? Он из вашего управления, инспектор по кадрам. Я, между прочим, хотел его о тебе спросить… Двенадцатого мы вместе зачет сдавали, и я не успел. Понимаешь, понедельник, летучка, тут мне еще взносы собирать…

— Четверг, — уточнил Денисов, — двенадцатого в том месяце был четверг.

— Правильно, в понедельник я теорию сдавал. — Губенко недоверчиво покосился в его сторону. — Все равно не успел поговорить о тебе.

— Это вовсе не обязательно.

— Все! — сказал Шагалов, подымаясь. — Можно отдавать печатать. — Он вышел из–за стола и остановился напротив Денисова. — Ну, что нового? Дал тебе Блохин какое–нибудь запутанное преступление?

— Дал! — Это и было тем главным, что привело Денисова в эту комнату. — Сначала не хотел давать, говорил: постовому не положено. А потом дал — кражу чемодана у билетной кассы, с прошлого лета…

Губенко присвистнул.

— Подозреваемый есть?

— Никого, даже свидетелей. Потерпевшая ждала очереди за билетами, чемодан стоял сбоку… В деле только один допрос и три постановления.

Врожденная тактичность не разрешала Денисову прямо попросить о помощи.

— Как ты собираешься поступить? — спросил Губенко.

Денисов пожал плечами.

— Я бы отказался от такого добра. — Губенко поднял руку, и тонкий золотой поплавок на его пальце запрыгал по вьющейся шевелюре, как по волнам.

Зазвонил телефон.

— Вы ошиблись, — сказал Шагалов. Он положил трубку. — Эту кражу мог совершить и вокзальный вор, и просто карманник. Мы, между прочим, взяли в том году одного очень интересного типа. Ты помнишь тот случай — по–моему, пятнадцатого сентября в ГУМе.

— Это было в субботу, — подсчитал Денисов и неожиданно покраснел.

Шагалов внимательно посмотрел на него.

— Это трудно? Вот так, за прошлый год?

— Система, Пустяки.

— Денисов в своем репертуаре! — рассмеялся Губенко. — Ну что? Пора, пожалуй, бежать. Ты заходи, может, что–нибудь придумаем!

— Я дам тебе адрес Дмитрия Ивановича, — сказал Шагалов, когда они остались одни, — в психологии карманного вора он разбирается отлично.

— Может быть, зря я попросил это дело? Рано мне?

— Ничего не рано! С нераскрытым делом всегда так, поэтому оно и нераскрытое!..

До начала зимней сессии Денисов не успел заняться нераскрытым делом — не хватало времени. Положенное число часов складывалось в сутки, а там уже — не успеешь заметить — проходили недели.

С восьми до шестнадцати он нес службу в залах вокзала или на платформах — смотрел за порядком, не разрешал распивать водку в буфетах, объяснял как проехать в ГУМ, ЦУМ, и на Красную площадь, приводил к родителям заблудившихся детей, выслушивал, советовал, рапортовал. Сдав смену, тут же наскоро перекусив, ехал в читалку на улицу Герцена, переписывал конспекты, зубрил немецкий, мчался на семинарские занятия, а всю обратную дорогу домой, в электричке, читал учебник и только в самом конце пути, топая пешком от Бирюлева к поселку, мысленно возвращался к нераскрытому преступлению.