Она пролетела, раскинув руки, через всю прихожую и ударилась спиной об острый выступ арочного проема, ведущего в зал. Пистолет выпал из рук, а сама она не подавала признаков жизни. Глаза открыты и неподвижны. Из уголков рта и из ушей стекала на шею алыми струйками кровь. Отбросив ногой оружие подальше, я склонился над ней. Взялся за запястье, но пульса не ощутил. Ее грудь спокойна, никаких признаков дыхания. Видимо, смерть, подручной которой она числилась, по-свойски сжалилась над ней и мгновенно прекратила всякие мучения.
Такого исхода я, конечно, не предполагал, но и вымерять силу удара не представлялось возможным, когда все решали доли секунды. Распаленный борьбой за жизнь, я постепенно приходил в себя, с досадой сознавая, что оказался в еще более сложных условиях. Предстояло проявить характер и изворотливость, чтобы доказать: убийство произошло непреднамеренно, в пределах допустимой самообороны. Но самое трагичное заключалось в другом: я лишился важной фигуры на пути познания истины. Правда, оставалась еще Верочка. Но вот хватит ли у меня аргументов разговорить ее? Не окажусь ли я в качестве обвиняемого? Но иного выбора, как незамедлительно отправиться к ней, у меня не оставалось. Затаиться и ждать — удел трусливых.
На улице рассвет уже потихоньку разгонял сумрак, суля безоблачный день. Гасли на небе блеклые звезды. Но город еще спал, и даже дворники не решались нарушить это сонное спокойствие ширканьем метел. Подъезд закрыт, и вся надежда на домофон. Припомнил номер Верочкиной квартиры и набрал нужные цифры. Она словно ждала, голос встревоженный и совсем не заспанный.
— Это Сергей, — представился я и затих в ожидании ее реакции.
— А где Света? — последовало в ответ.
— Я один.
Она, видимо, многое решала в эти секунды, летевшие для нее неимоверно быстро, для меня же тянувшиеся, как густой сироп. Но и у нее выбор не ахти как богат.
— Заходи, — разрешающе проговорила она.
Дверь в квартиру открыта. И мне с опаской подумалось: затаилась где-нибудь Верочка с каким-то бытовым предметом, чтобы совершить акт мщения. Потому настороженно озирался, а оказавшись в прихожей, не закрыл дверь. Не хотелось во второй раз подряд искушать судьбу.
— Проходите сюда, — раздался из зала ее голос, если и не миролюбивый, то и не особенно непримиримый, скорее он звучал с обреченностью.
Она сидела на том же самом диване, на котором предлагала мне стать «последним мужчиной», и на ней был тот же самый халатик.
— Что со Светой? — сразу же спросила она, ибо, ясное дело, этот вопрос волновал ее сейчас сильнее всего.
Мы глядели друг другу в глаза, в полумраке комнаты это было не так сложно.
— Непреднамеренно убита при самообороне, — произнес я обезличенную фразу, словно происшедшее совсем не касалось меня и я лишь констатировал факт.
— Этого не могло быть, — испуганно произнесла Верочка.
— Когда не оставляют выбора и очень хочется жить — подобное случается.
— Боже! — она схватилась за голову, провела ладонями по лицу и опустила руки на колени.
— Зачем ты пришел? — уже непримиримо прозвучал Верочкин голос.
— Чтобы узнать всю правду, и я не уйду отсюда, пока не узнаю ее.
Мое требование добавило ей агрессивности.
— В таком случае вызываю милицию, — пригрозила она. — Ты убийца.
— Меня вынудили стать им, — поправил я. — И вынудили вы своими поступками, так что можете вызывать милицию.
Она хотела что-то возразить, но смогла лишь беззвучно пошевелить губами, и я увидел на ее лице гримасу боли. Дрожащая Верочкина рука вытянулась по направлению спальни.
— Лекарство там, — скорее догадался я, нежели понял сказанное женщиной, настолько, видимо, сильно сдавил спазм горло.
После принятия какой-то микстуры она долго сидела с закрытыми глазами. Я пристроился поодаль, на самом краешке дивана. Ее веки дрогнули, раздался прерывистый вздох. Она с тоской посмотрела на меня, горько усмехнулась и проговорила:
— Мой последний мужчина.
Я пребывал в некоторой растерянности, не ведая, как вести себя дальше. Разумнее, конечно, было уйти, чтобы не нервировать больную, но объявился я тут не по пустякам. Пока размышлял о своем дальнейшем поведении, Верочка первой попыталась завязать разговор.
— Вы очень любите свою жену? — спросила она.
Я пребывал в затруднении и ответил уклончиво:
— Мы прожили почти десять лет.
— Вы хотите, чтобы с нее сняли обвинение? — последовал новый вопрос, для меня неожиданный.
Читать дальше