Дмитрий Вересов - Белая ночь

— Но читать-то хочется? Мертвые, по-моему, не читают, — сказал Невский и вспомнил, как вез под простыней покойника.

— Да и читать-то нечего. Не про то все пишут! Не про то. Вот у меня друг Пашка был, такое рассказывал! Вот ему бы книжки писать не оторвешься. Так про это не пишут — нельзя!

— А что рассказывал-то?

Невский уже собирался уходить, но в дверях обернулся. Пригарин заволновался. Даже заерзал в кровати. Видно было — хотел сказать сразу так, чтобы долгожданный слушатель уже не ушел.

— Знаешь почему блокада была? — спросил и хитро прищурился.

— Ну как — вокруг города фашисты сомкнули кольцо, — пожал плечами Невский, потому что эту истину он знал наизусть.

— А почему же они не вошли и не разрушили все к чертовой матери? Зачем мучились тут три года? А? То-то и оно! Город-то заколдованный.

Брагу в него не войти. Это еще в пророчестве сказано… Я такие вещи про город наш рассказать могу…

И он скосил глаза на Женьку, чтобы убедиться, что наживка проглочена. И убедился. После пророчеств Нострадамуса, которые принесла ему перепечатанными мама от своей маргинальной подруги Анны Яковлевны, всякие намеки на тайное знание вызывали в Женьке приступы жгучего любопытства. Тут Тимофей Пригарин не просчитался. Слушателя себе он нашел благодарней некуда.

Женька посмотрел на часы. Его рабочий день подошел к концу. Было уже десять минут девятого. Надо было бы идти домой, учить историю. Но история, которую собирались ему рассказать здесь, казалась ему интересней.

Он подошел к кровати, но садиться не стал.

Оперся руками о железную спинку.

— Так что вы говорите — в город не войти?

Какое-то пророчество?

— Митрофания Воронежского… Но не с этого начинать-то надо. Город наш особенный, на костях построенный. А зачем его здесь на болотах ставить? Здесь же раньше было Литориновое море. Лет так эдак тысячи четыре назад оно поспешно отступило с нашей Приневской низменности. Она, разумеется, в ту пору Приневской не слыла. Нева-то еще и не родилась.

А море, говорят, ушло не добровольно, а по принуждению. И мечта о возвращении не покидала его долго, а скорее всего не покинула и до сих пор. А жили в море духи — цверги. Да не успели за откатом воды. А может, те, что жили по болотам, да низинам всяким, не захотели покидать насиженные места. Цвергу в душу не заглянешь по причине отсутствия таковой.

— Что за название такое странное. Цверги?

— Их в народе «звфками» звали. Может, поэтому… Ну, в общем, слушай. Цверги эти так морскими и остались. Море свое любили, а все, что ему на смену пришло — ненавидели. И сушу, и реку, а потом и превыше всего прочего, город. Родившаяся река, а говорят, что название ее Нева происходит от слова «новая», сильно все изменила в покинутой морем низменности.

А главное, что вместе с ней из Ладоги сюда явилось множество других духов — альдогов. Альдоги эти отправились вместе с водой на новое место обитания. Цвергам, разумеется, пришлось несладко. Конечно, за тысячи лет обитания по мшаникам они вполне приспособились к пресной воде, но к воде застойной. Мощное течение Невы пришлось им не по вкусу. Пришлось цвергам осваивать сушу. Попытки великого возвращения моря не удавались. Хотя река все время боролась с ударами моря. Да и сейчас все то же самое. Вон — наводнения-то у нас каждую осень. А вот невские альдоги искали способ, как ослабить натиск моря, которое было им, конечно, враждебно. Они-то пришли из Ладоги.

И такой способ нашелся. Следовало создать в дельте нечто вроде гигантской охранительной мандалы — город. Ну, а построить его могли только люди.

Тимофей с торжеством посмотрел на внимающего ему Женьку.

— Нет, Петербург был не первым. Еще в тысяча трехсот каком-то году шведы строили тут неподалеку, в устье Ох-ты, город Ландскрону.

Был и Ниеншанц. Но что-то не получалось. Судьбы у них были почти одинаковые. Оба были срыты до основания. Ну, а все остальное решили энергия и сила воли Петра Алексеевича.

— Ну и причем здесь, как их, альдоги? — немного разочарованно спросил Женя.

— А при том. Ты знаешь, что Петр вовсе не собирался строить на Неве никаких городов?

Но пробыл подольше на Ладоге и почему-то вдруг пришел к выводу о необходимости основания здесь города. А в письме к Меншикову называет Санкт-Питербурх своей «столицей». Чтобы альдоги смогли подчинить своей воле такого человека, как Петр — это выше всяких мыслимых возможностей. Скорее, они просто подсказали ему способ осуществления его собственных мечтаний. И вот ведь интересно — с самого начала город существует в союзе с рекой. Нева оберегала Петербург, а Петербург — Неву. Но кто-то постоянно навязывал жителям мысль, что Нева — враждебная сила. А ведь на наших землях не бывает паводков! И наводнения порождаются не рекой, а морем! Но это ученые узнали недавно, а большинству горожан все это до сих пор неизвестно. А вот тебе и святитель Митрофаний Воронежский! Сбылось ведь его предречение. А связано оно было с перенесением в Санкт-Петербург чудотворной Казанской иконы. Сбылось, что город будет заложен, город станет столицей, и что им, при соблюдении определенных условий, никогда не завладеет враг.