— И не думаю прощать! Потому что твой граф Монте-Кристо с подачи такого же дурака-автора, сам дурак! Он вышел из заключения образованнейшим, богатым человеком! Чего ему было обижаться на своих недругов?! Благодарить их был должен! Не будь тюрьмы, он бы так и остался обывателем, мещанином, нищим моряком, ничтожеством! А тут оказался в высшем свете, с деньгами и прочее.
— А какими деньгами оплатишь семнадцать лет жизни в тюремном подвале? Оставим, это какой-то детский разговор. Мы хотим наказать людей за их дела и накажем. Вот и все.
— Дешевки! — со злостью сказала Людмила. — И ты, и твой Борис. Мелкие дешевки! В память Ричарда надо продолжать его дело, его борьбу!
— Какое дело? — устало и безнадежно спросил Аркадий. — Какую борьбу?
— А ты считаешь, что вокруг нас уже все прекрасно? Считаешь, что личность у нас не подавляется? Что мы живем при подлинной свободе?
— Нет, не считаю, — спокойно сказан он. — И никто так не считает.
Но она его не слушала.
— Или полагаешь, что масоны и евреи оставили попытки прорваться к власти и закабалить наш народ? Кто, по-твоему, устроил бойню в Чечне?!
— Папа римский, — усмехнулся Аркадий. — Я эти идейки, Людмила, уже перерос.
— А до чего дорос?!
— До понимания того, что надо просто жить. Возделывать свой сад, как говорили энциклопедисты. Дом, семья и дети — вот и все ценности. А прочая наносная шелуха, включая политику, социальное обустройство, сладкие мифы о свободе — просто приложения к жизни. Далеко не самые главные.
— Ты ничего не перерос, не обольщайся. Ты просто предал идеалы своей юности и Ричарда, — она коротко и зло хихикнула. — Они мстят за жизнь Ричарда! Вся ваша месть — фарс! Все кончится тем, что Борис переспит с этой девчонкой, дочерью Волынской, а то еще и женится на ней — ума хватит! Ломакину Виктору Львовичу вы набьете морду, в лучшем случае! И пойдете с ним пить водку! А если бы был жив Ричард…
— Он бы вернулся другим, — резко оборвал Аркадий. — И к тебе бы не пришел. Он ведь тебя не любил. Считал заклинившейся и тупой фанатичкой, и так оно и есть. Он уже был другим к концу срока. Не знаю каким, но другим. И мы с Борисом стали другими… А ты окаменела, как звероящер в зоне вечной мерзлоты… Иди. Сражайся с масонами, со всемирным еврейским заговором, с неграми, китайцами, татаро-монгольским игом. Дай тебе Бог найти свое Куликово поле и с честью пасть на нем, сражаясь против империалистов, коммунистов и демократов — ты ведь всех скопом ненавидишь! Тебе ведь ни дела, ни жизнь нужны, а перманентные сражения и разрушения.
Людмила встала, перекинула через плечо сумку и сказала презрительно:
— Хотела бы я взглянуть на тебя лет через десять.
— А я могу сказать тебе, что ты увидишь. — невозмутимо парировал Аркадий. — У меня будет мещанская или, если хочешь, обывательская семья. Скорее всего, я буду преподавать в школе или техникуме. Читать историю или русскую литературу. Буду учить детишек тому, чтобы такие трепачи и ничтожества, как ты и тебе подобные, не могли оглушить ребят звонкой и наглой фразой. Они у меня будут хорошо понимать, за какие вещи надо класть голову на плаху, а какие высмеивать. Ты, например, дура, перепутавшая идеологию, секс, разврат с патриотизмом и порядочностью достойна лишь громкого ха-ха-ха!
— Надеюсь, ты женишься на негритянке. Или еврейке, — криво усмехнулась она.
— Ага. Чтобы доставить тебе удовольствие.
— Ты не спустишь мне вниз чемоданы? Вика уже, наверное, приехала…
— Еще чего?! Не собираюсь демонстрировать перед тобой вонючее благородство! Мы, мещане да обыватели, народ принципиальный! При-ка свое барахло сама.
Она промолчала, с трудом подхватила чемоданы и заковыляла к выходу, но в дверях приостановилась. Спросила насмешливо:
— А я могла бы остаться? Вместе с Вовкой?
— Конечно, — спокойно ответил Аркадий. — И наладилась бы хорошая семейная жизнь.
Она отвернулась, кое-как открыла двери и исчезла.
Аркадий неторопливо позвонил Борису, но Инна сказала, что султан-падишах сегодня опять работает в ночной смене и вернется часов в восемь утра.
Аркадий положил трубку, включил телевизор и улегся на диван.
Идея бросить Академию и поступить в какое-нибудь педагогическое заведение всплыла у него из подсознания только во время дебатов с уходящей женой. Но мысль эта пришлась ему по душе, и, глядя на экран, он решил обмозговать ее.
Через час пришел к выводу, что быть может, это дело его жизни. Какой из него, к чертям собачьим, менеджер, или организатор шоу-бизнеса? В свое время поплелся в Академию заодно за друзьями и все тут. Теперь — баста. Из Бориса, конечно, получится хваткий делец. А из него, Аркадия, — ни в жисть.
Читать дальше