Александр Горохов - Приговоренный к власти

— Во, зараза! Горит, как костер для шашлыков.

Лицо пострадавшего на какой-то миг показалось Лешке знакомым, но вспоминать не стал, а сказал быстро:

— Ты, мужик, сиди пока спокойно. Ты можешь от шока боли не чувствовать, но можешь быть контужен.

— Заткнись, — поблагодарил его за совет пострадавший.

Толпа собиралась в отдалении и не очень густая — опытные москвичи уже знали, что может дернуть и второй взрыв.

— Не повезло, сволочам, — сказал пострадавший. — Ну, я их еще достану.

Он взглянул на Лешку.

— Это ты мне насчет зажигалки крикнул?

— Да не до этого теперь. Сиди спокойно.

— Послушай-ка, а ведь мне твоя рожа знакома. Ты меня не вспоминаешь? Я Феоктистов Сергей Павлович.

Лешка засмеялся.

— Нет, Араб, я тебя не вспоминаю.

— Все! Я тебя тоже вспомнил. Видеотеку ты в Измайлове держал. Алексей, да? Мы с тобой еще ехали Белый дом защищать, — и тут же он завыл со злостью: — Ты посмотри, какие гады! Перед таким праздником машину подорвали! Ничего святого у сволочей за душой нет!

На перекрестке мелькнули желтые милицейские «жигули», коротко вякнула сирена, и Араб сказал быстро и тихо:

— Слушай, выручай. У меня пистолет с собой незарегистрированный. Обыщут чего доброго, почти наверняка. Возьми пистолет, держи мою визитку и смывайся. Позвони вечером.

Наклонившись к нему, Лешка незаметно принял пистолет и засунул за пояс брюк.

— А если не позвоню?

— Так и черт с тобой. Отваливай, но не бегом. Вечером увидимся.

Лешка выпрямился, легко запахнул ветровку и двинулся навстречу милиционерам, разглядывая визитку, зажатую в руке. Написано было, как сказано:

Феоктистов Сергей Павлович

Президент банка ЛФД

Член попечительского Совета

«Дети XXI века»

Что же получалось — бывший Араб прошел славный путь от мелкого вымогателя до попечителя детей будущего века?

Вот так, пока группы занимались ерундой, рэкетир Араб стал Сергеем Павловичем Феоктистовым, президентом банка.

Лешка попытался припомнить, когда и где встретил Араба впервые. Кажется, лет пять назад… Зимой девяносто первого года… или летом? Пожалуй, в середине лета, и был, конечно, понедельник, потому что вся дрянь русской жизни начинается в понедельник… Но, может быть, и в конце лета, но тоже в понедельник… Утром…

…Он проснулся от нахрапистого и бесцеремонного стука. Судя по грохоту, в двери его квартиры лупили ногами. А уж потом принялись колотить кулаками — требовательно и нетерпеливо.

Лешка поднялся с дивана, не испытывая никакого испуга. В одних плавках он шагнул в прихожую, мельком взглянул на висевшую у косяка тяжелую милицейскую дубинку, отомкнул замок и резко распахнул двери.

На лестничной площадке стояли двое. Соседи по дому — грузчик Авдюшко и пенсионер Ильин. Закадычные друзья, страстные любители горячительных напитков, и оба держали Лешку за кредитный банк, в который можно было не возвращать занятых сумм. Авдюшко пьяно покачивался, по лицу его бродила светлая и наглая улыбка. Ильин был строг и крепко держался руками за перила лестницы.

— Крышка тебе, Лешка, буржуй недорезанный! — выкрикнул Авдюшко, брызгая слюной сквозь выщербленные зубы. — Кончилась твоя пятиминутка фраера! Давай на бутылку, а то щ-щась кликнем красноармейца, чтоб тебя за амбар отвели и — в расход пустили!

— Пошел вон, — сонно и беззлобно сказал Лешка.

— Ты так не разговаривай! — заерепенился Авдюшко. — Нынче власть опять переменилась!

— Да! — глухо и сурово подтвердил Ильин. — Да здравствует диктатура пролетариата!

— Опять пролетарии всех стран соединяйтесь? — миролюбиво спросил Лешка.

— Да! — в остекленевших глазах тощего Ильина замерцал мрачный огонь. — Железный кулак пролетариата гордо взметнется под высь и как стальной молот обрушится на гнилые головы буржуев-поработителей!

— Где это вы с утра надрались, друганы? — Лешка уже вспомнил, что на кухне у него стоит бутылка дешевого портвейна, припасенная для подобного рода утренних ситуаций.

— В Израиле у тебя друганы! — оскорбился Авдюшко. — А мы, как прежде, — гегемон! А всем частникам и фермерам будет революционный трибунал! Понял?

— Ни хрена не понял, — сокрушенно сознался Лешка. В душе он любил этих пьяных дураков — и трезвых, и набравшихся.

Ильин оттолкнулся от перил и высокомерно выпрямился.

— Непреходящие ценности коммунизма опять превыше ваших общечеловеческих! А ты в своей видеотеке развращаешь похабными фильмами светлые души рабочих! Смерть тебе! Карающий меч ЧК вздыбится под высь…