Пол Клеменс - Снятие с креста

– Не ходи, – опомнился Анджей. – Он сейчас придет.

– Сейчас мы вместе придем… – Павел продолжал еще что-то бухтеть, но голос отдалялся…

Все происходило как во сне. Он боялся оставаться один, кинулся было за Павлом. Завьюжило в голове, он встал в проеме, вцепившись в холодные косяки. Голова кружилась, как ротор. Остатки разума поспешно разбегались. Чего он боится? Он под защитой верных друзей, которые на опасностях собаку съели. Туман развеялся. В голове была кристальная ясность. Каменная плита за спиной притягивала, как мощный магнит. Сопротивляться притяжению было бессмысленно. Он бросился к груде металлолома, зарылся в нее, обдирая руки. Отбросил велосипед, жестяной таз с отвалившимся дном, выхватил стальную толстую трубу, служившую когда-то ножкой для кровати (судя по вваренной пяте и плоскому кронштейну в средней части). Бросился в угол, вставил сплюснутый конец в зазор между плитой и створом, стал раскачивать. Треснуло: от стенки створа отвалился целый пласт. Он вытянул его, осторожно, чтобы не порезаться, отбросил, снова схватился за трубу, начал вворачивать в расширяющийся зазор. Он не замечал, что со лба хлещет пот. Он по-прежнему был один – хотя всем «единомышленникам» давно пора вернуться…

Он всунул трубу в щель на четверть длины, начал выворачивать плиту. Навалился на трубу всей тяжестью, завыл от натуги. Плита приподнялась – он не поверил своим глазам! Повис на трубе, рискуя разбить позвоночник, подал ее в сторону. Плита сместилась, улеглась на ребра створа. Он вытащил трубу, перевел дыхание, всунул ее с обратной стороны, поместив вертикально, стал сантиметр за сантиметром смещать каменную глыбу…

Образовалось отверстие трапециевидной формы с длиной меньшей стороны около полуметра. Он бросил это дело. Хватит. Прислушался – никаких посторонних звуков. Усталости не было, азарт пьянил. Под плитой была ссохшаяся земля, он долбил ее трубой, выгребал лопатой без черенка, опять долбил, опять выгребал. Лопата заскребла по доске, он подцепил, выдернул что-то трухлявое, вонючее. Дальше вываливал руками, не обращая внимания на занозы, пока не уткнулся в еще одну плиту. Даже не плиту – чугунную крышку, вспученную от старости. Под ней еще один створ, но с этим проблем не было. Чугун – как женщина, металл прочный, но хрупкий: он ударил трубой по средней части крышки, ударил еще раз – она переломилась, как сухой лист. Одна половинка осталась в створе, вторая, подвывая, ухнула вниз. Посыпалась земля, глина. Он подобрал фонарь, брошенный Айзиком, встал на колени, осветил замкнутую нору на глубине пары метров. Что-то там было – можно не сомневаться. Утолщение в полу. Маловато для гроба. Жажда открытий уже сводила с ума. Он подтащил к норе сломанный велосипед, сбросил вниз, туда же отправил трубу, опустился на второй створ, проверив на прочность каменный выступ. Вроде держит. Перехватился за него руками, повис, нащупал ногой велосипедную раму, которая удачно утвердилась по диагонали между полом и стеной, разжал руки, рискуя вывернуть голень. Рама под ногой прогнулась, хрустнула, словно ветка, он упал на бок, отделавшись ушибом лучевой кости…

Вскоре он уже долбил фонарем холмик в полу, оказавшийся ржавым железным ящиком, вросшим в земляной пол. Примитивный короб, окованный по ребрам полосками стали с заусеницами. Все покрыто ржавчиной, грязью, одному богу известно, как эта штука открывалась. От фонаря не было толку. Он опять «активировал» трубу, стал наносить удары под днище. Ящик скрипнул, сдвинулся. Теперь он бил в одну точку – на стык пластины и коробки. Раздался жалобный треск, короб развалился. Обнажилось прогнившее нутро, обитое слоями свиной кожи. Странная (а может, и не странная) штука, обтянутая той же кожей, сморщенная, сдавленная, отдаленно напоминающая чертежный тубус, на который нечаянно сели. Он схватил эту штуку, обливаясь потом. Сердце бешено колотилось. Ничего мистического. То, что он держал в руках, было всего лишь вместилищем, контейнером. Внутри находилось нечто. Если нечто сохранилось, то это просто картина. Обычная картина – безо всякого сверхъестественного сопровождения. Стоимостью каких-то двести (может, триста) миллионов североамериканских единиц…

Ларчик открывался проще некуда: полоска кожи разматывалась, как бинты вокруг раны. Первые слои с хрустом отвалились, остальные медленно расплетались…

Что значит – ничего мистического? Стоило избавить от обертки древнее творение, как волосы зашевелились, застопорилось дыхание, он насилу продохнул. От полотна исходило НЕЧТО. Дрожали кончики пальцев, многократно усилился страх. Но любопытство было сильнее. Он был обязан перебороть эту мистическую дурь…

Читать дальше