Сидни Шелдон - Оборотная сторона полуночи

Курсанты повели девушек в небольшой итальянский ресторан на окраине Вашингтона, где они чудесно пообедали. Затем они отправились смотреть пьесу «Мышьяк и старое вино», которая очень понравилась Кэтрин. К концу вечера ребята проводили девушек домой, и Суси пригласила их выпить перед сном по стаканчику. Когда Кэтрин поняла, что курсанты собираются остаться на ночь, она извинилась и заявила, что идет спать.

Ее ухажер запротестовал.

– Ведь у нас с тобой еще ничего не было, – сказал он. – Посмотри на них.

Суси и ее кавалер лежали на кровати и страстно обнимались.

Партнер Кэтрин крепко сжал ей руку.

– Скоро начнется война, – начал он откровенно.

Не успела Кэтрин освободить руку, как курсант положил ее себе между ног так, чтобы она почувствовала его напряженный член.

– Ты же не пошлешь человека в бой в таком состоянии, правда?

Кэтрин вырвала руку и старалась держаться спокойно.

– Я много думала об этом, – ответила она ровным голосом, – и решила, что лягу только с тем, кто получит ранение на фронте.

Она повернулась, ушла к себе в спальню и закрылась на ключ. Ей было трудно уснуть. Лежа в постели, Кэтрин обращалась мыслями к Уильяму Фрейзеру, своей новой работе и половому возбуждению молодого курсанта. Через час после того, как она легла спать, вовсю заскрипели пружины в кровати Суси, и заснуть уже было невозможно.

В половине девятого утра Кэтрин пришла в свою новую контору. Дверь уже кто-то отпер, и в приемной горел свет. Из кабинета доносился мужской голос, и Кэтрин направилась туда.

За рабочим столом сидел Уильям Фрейзер и что-то наговаривал в диктофон. Он посмотрел на Кэтрин и выключил его.

– Раненько вы заявились, – заметил он.

– Прежде чем приступить к работе, я хотела осмотреться и определить свое место.

– Садитесь, – что-то в его тоне озадачило Кэтрин. Ей показалось, что он разозлился. Кэтрин села. – Я не люблю людей, которые суют нос не в свои дела, мисс Александер.

Кэтрин почувствовала, что у нее запылали щеки.

– Я… я не понимаю.

– Вашингтон – город маленький. В сущности, его и городом-то назвать нельзя. Это просто захолустная деревня. Здесь вы и шагу не ступите без того, чтобы через пять минут об этом не стало известно всем.

– Я все еще не…

– Издатель газеты «Вашингтон пост» позвонил мне через две минуты после того, как вы появились там, и спросил, зачем моей секретарше понадобились исчерпывающие сведения о моей персоне.

Кэтрин была поражена и не знала, что сказать.

– Ну как, вы узнали все сплетни обо мне, которые вас интересовали?

Она вдруг почувствовала, что ее смущение перерастает в гнев.

– Я вовсе не шпионила за вами, не совала нос не в свое дело, – горячо возразила ему Кэтрин, – а просто хотела узнать, что вы за человек, поскольку мне предстояло с вами работать.

Голос у нее дрожал от негодования.

– Полагаю, что хорошая секретарша должна приспособиться к тому, кто ее нанял, и мне нужно было знать, к чему мне придется приспосабливаться.

Фрейзер по-прежнему недовольно смотрел на нее.

Кэтрин с ненавистью глядела на него и готова была расплакаться.

– Вам больше не придется об этом беспокоиться, господин Фрейзер. Я увольняюсь.

Она повернулась и направилась к выходу.

– Сядьте, – приказал ей Фрейзер, и голос его подействовал на нее как удар кнута.

Потрясенная Кэтрин остановилась и оглянулась.

– Не выношу примадонн.

Она взглянула на него.

– Я не…

– Ну ладно, извините. Теперь присядьте, пожалуйста.

Он взял со стола свою трубку и закурил ее.

Кэтрин стояла перед ним, не зная, что делать. Ее так унизили.

– Не думаю, что у нас с вами что-нибудь получится, – начала она. – Я…

Фрейзер сделал затяжку и выбросил погасшую спичку.

– Конечно, получится, Кэтрин, – урезонивал он ее. – Вы не можете сейчас уволиться. Посмотрите-ка, скольких трудов мне стоит дисциплинировать новенькую девушку.

Кэтрин посмотрела на него и заметила веселые искорки в его светло-голубых глазах. Он улыбнулся, и Кэтрин тоже невольно изобразила на лице подобие улыбки. Он погрузился в кресло.

– Так-то лучше. Вам кто-нибудь говорил, что вы слишком чувствительны?

– Наверное. Извините меня.

Фрейзер откинулся на спинку кресла.

– А может, это я сверхчувствителен? «Один из самых выгодных холостяков Америки». Для меня это клеймо как заноза в жопе!

Кэтрин стало неприятно, что он так выразился. «Но что мне больше всего не понравилось?» – подумала Кэтрин. – «Слово „жопа“ или слово „холостяк“?»