Сергей Дигол - Утро звездочета

— Акции нефтегазовых монополий, — подсказывает бородач и, словно что-то вспомнив, смотрит на меня с испугом.

— Так что никакая это не ярмарка тщеславия, не самообман — продолжает Розовский, — наши артисты действительно гении. Практически все. Да-да, не смейтесь. Не тщеславие это, и не подхалимство. Наш актер сам не понимает, как в нем рождается гениальности, он не в состоянии ее объяснить. Но он знает, что ее проблески случаются. Да, без труда не обойтись, но работа, сколько не бейся, не дает иррационального результата, а гениальность — она ведь иррациональна. Или возьмите нашу историю. Грандиозные достижения и невероятные провалы, победа над Гитлером и сегодняшняя коррупция — как объяснить, что это в принципе, могли делать одни и те же люди? Иррационально. Необъяснимо. Проблески гениальности посреди болота, понимаете? Так что серость, скукота, безысходность нашей театральной действительности — это обычная среда, из которой рождаются шедевры. Так здесь было всегда, так, видимо, и останется.

У меня вспотели ладони. Я тру их и испытываю от этого не много удовольствия.

— Капустник! — Розовский словно вспоминает подзабытое слово. — Немногие понимают, что капустник — высшая форма воплощения русского духа на театральной сцене. Уникальное явление, которого нет ни в одной стране мира — я имею в виду театральные капустники. Где еще так очевиден обмен и даже взаимообогащение энергией, от чего еще ловят такой кайф как зрители, так актеры? Капустники не случайно возникли у нас, если, конечно, не считать божий промысел случайностью. Капустник — это и есть русский театр в его окончательном оформлении и стыдиться этого не надо. Гордиться нужно! Гордиться и беречь эту, если хотите, аутентичность великой русской культуры. По крайней мере, одну из них. Для театра формат капустника — в принцип будущее, причем в мировом масштабе. А поскольку на Западе это в любом случае интертейнмент, зрелище (отсутствует энергетический обмен, ну, вы понимаете), время, когда капустник займет доминирующее положение в мире, станет эпохой наивысшего расцвета именно русского театра. Просто потому, что никто кроме нас, не чувствует эту форму с такой глубиной, не живет, если хотите, ею.

Он закурил — кажется, уже третью сигарету за время моего вынужденного молчания.

— Я понимаю. Наивно ждать от властей поддержки. Мы привыкли лобызать стопы правителям за то, что кровное не отбирают. Так что в этом смысле я реалист, — взмах его руки рисует причудливый рисунок сигаретным дымом, — потенциал капустников никто не оценит. Так ведь нам и не надо! Просто не трогайте нас, и все придет к тому, к чему и должно прийти: капустник завоюет мир! А с ним вернется на вершину русский театр. Вернулся бы, если бы Россия не двигалась к фашизму.

Щурясь от затяжки, он кивает мне.

— Вы заметили, как быстро мы избавились от очарования демократией? Вернее сказать, нас избавили. Доверие к американцам, развенчание культа личности, отмена шестой статьи, даже сама возможность говорить то, что думаешь. Все это сейчас трактуется как шаги к пропасти. Как путь к распаду. Как морок, который руками иуд навели на великую страну внешние недруги. Проклятие, наложенное нынешней властью на свободу и демократию, черной тенью ложится на все, что так или иначе отождествлялось с инакомыслием. Сахаров и Сергей Адамович Ковалев — уже не герои. Это Солженицыну пришлось, чтобы не проводить обратный обмен, Подмосковья на Вермонт, присягнуть тем, кто прежде желал его уничтожения. Клуб «Двенадцать стульев», барды, «Новый мир» — даже я ловлю себя на том, что все это теперь кажется не таким уж значительным. А что говорить про молодое поколение? Кто такие Окуджава, Енгибаров, Твардовский? Власть преднамеренно принижает образы прошлого, в первую очередь те, которые воспринимались как противовес советскому тоталитаризму. Сознательное обмельчание, понимаете? Ради чего? Конечно, ради собственной безопасности. Кремль заселен неглупыми и всегда напряженными ребятами, которые знают, на чем погорело дремлющее Политбюро. Не может явление культуры, успешно противостоящее тоталитаризму, быть бездарным. Как с ним бороться? Стебом. Стеб превратил Гулливера в лилипута, и вот мы уже радуемся, когда нам говорят, что капустники — бездарное, никчемное времяпрепровождение, и уже не помним, что этот страшный, бесчеловечный коммунистический титан был разрушен в том числе и усилиями этого живого ручейка — театрального капустника. Энергия, единый организм, помните? Все то, что было смертельно для этого окаменевшего всепожирающего дракона. А то, что по форме является стебом, но по содержанию — мировоззрением, как те же капустники, выхолащивается, мельчает в глазах современников. На самом-то деле это они лилипуты, наши с вами современники, отчего великие формы и произведения искусства, конечно, не становятся еще величественнее. Тараканы не способны оценить статую Венеры Милосской — они ее просто не видят. Ползают по постаменту, и ржут, считая, что набрели на окаменевшее дерьмо. Вот и у наших доморощенных критиков тараканьи повадки. Гадят на великое, но метят, заметьте, в создателей. Вот вам и прямая ссылка: почему, дискредитируя традиции и будущее русского театра, Карасин и прочие стреляют по евреям. Ну, что поделать, — пожимает он, словно от безысходности, плечами, — если так сложилось? Российские евреи — это неотъемлемая часть русской культуры. Без них, не побоюсь сказать, никакой русской культуры и не было бы. С другой стороны, без русской культуры не было бы русских евреев — в том, конечно, виде, в каком они существуют многие десятилетия, если не столетия. И, кстати, я уверен, что в другом виде сами себя они и не представляют. Это же ужас — представить себя портным, а того же Костю Райкина — лавочником в штетле, где-нибудь в Западной Украине. Спасибо русской культуре, приютившей вечных скитальцев и изгоев. Не меньшей благодарности заслуживают и евреи, без которых русская культура не была бы такой, какой мы ее знаем сегодня. Рубинштейн основал консерваторию в Петербурге, Левитан стал величайшим русским пейзажистом, Пастернак и Бродский сделали, по большому счету, русскую поэзию двадцатого века. Во все времена в русской культуре евреи играли новаторскую роль. Так случилось, и в этом нет ничьей вины или заслуги. Таков он, этот народ — не то, чтобы особо талантливый, но тяготеющий к талантам. Вот это и раздражает.